звали!
Когда зазвонили колокола, я, как и полагается верному мужу и отцу семейства, ждал в своих покоях, чем все кончится. Я – всея Великия Малыя и Белыя Руси Самодержец Иван Федорович. Или великий герцог Мекленбурга Иоганн Альбрехт Третий из рода Никлотингов. Тут уж кому как нравится. Ну а в прошлой, теперь уже такой далекой жизни Иван Никитин, глупо погибший от ножа грабителя и очнувшийся в теле юного принца.
Сколько приключений мне довелось пережить, сколько опасностей выпало на мою долю, в каких сражениях пришлось побывать, чтобы из простого принца, каких в Германии как блох на собаке, стать царем огромной страны, вы себе и представить не можете. Да вам и не надо. Главное, что я здесь и сейчас. На дворе глубокая осень 1620 года, или, как считают у нас, первая половина 7129 от Сотворения мира[2].
Смута давно кончилась, причем с совсем иными результатами, нежели в моем прошлом-будущем. Смоленск мы у поляков отобрали. Выход к Балтийскому морю шведам не отдали. Да и вообще, шведский король Густав Адольф мой лучший друг, не говоря уж о том, что я женат на его сестре. Это она сейчас рожает в покоях построенного мною для нее Теремного дворца. Причем довольно давно. Подробности мне не сообщают, но нетрудно догадаться, что роды выдались тяжелыми. Но, к счастью, все уже закончилось. Вон даже из сеней слышен топот сапог посланника, потом какой-то грохот…
– Надежа-государь! – открыл непутевой головой дверь споткнувшийся о порог торопыга.
– Ну?!
– Не вели казнить!
– Не буду.
– Вели слово молвить!
– Да говори уже!
– Пресветлая государыня царица Катерина Михайловна милостью Божьей от бремени благополучно разрешилась!
– Слава тебе господи! – истово перекрестился я, после чего снова посмотрел на посланца.
Тот уже успел приподняться и не лежит, протирая брюхом дорогой паркет, а стоит на коленях, улыбаясь во весь рот. Оно и понятно, принесшему радостную весть полагается награда, а уж за такое…
– Кто родился? – задал я самый главный вопрос.
– Э-э-э… – растерялся слуга.
Этого ему, судя по всему, не сказали, а сам поинтересоваться он не сообразил, и теперь улыбку на его курносом румяном лице медленно сменила растерянная гримаса.
– Так кто, мальчик или девочка?
– Не вели казнить!
– Снова-здорово, – махнул я рукой и потянулся к поясу.
Там у меня богато украшенная золотым шитьем калита – поясной кошель, в свое время давший прозвище первому великому князю Московскому. Вещь на самом деле довольно удобная и в некоторых случаях незаменимая. Вот как теперь.
