Две Луны – очень серьезная девочка. Она чуть повыше меня и уже много чего умеет: умеет выделывать кожу, это значит выбивать, тянуть, мять, иногда ее даже приходится жевать, чтобы стала мягкой; умеет низать чудесные бусы, умеет собирать и чистить тростник и даже плести из него корзинки, которые пока что выходят кривовато, но это не беда, она еще научится. Когда я прихожу к ней, обычно приходится немного подождать, чтобы она закончила свои дела, поэтому я просто сажусь тихонько рядом или начинаю ей помогать. Я пользуюсь этим, чтобы понаблюдать за их жизнью: Прекрасный Господин говорит, что наблюдение – это путь к знаниям, а я всегда его слушаю. Я вижу, как мужчины возвращаются с охоты с добычей: приносят сурка, барсука, иногда даже лань и принимаются ее потрошить и разделывать – тут я, по правде говоря, отворачиваюсь: мне не нравится смотреть на внутренности животных.
Я вижу, как женщины возделывают огород, он не сильно отличается от нашего: гибкие побеги тыкв карабкаются по опорам, а стебли кукурузы гнутся под тяжестью початков. Я вижу, как малыши, которым еще не положено трудиться, играют целыми днями с горстками камешков, палочками, игрушечным луком и стрелами. Представляешь, как странно, Марта: ими управляет женщина! Ее зовут Танцующий Лист, и она сахем – это, кажется, что-то вроде вождя. Такой вот у них мир наоборот. Хотя, с другой стороны, если забраться на дерево и повиснуть на ветке вниз головой, увидишь всё вверх тормашками, но это же не значит, что весь мир перевернулся. Зависит от того, под каким углом смотреть.
Если бы ты приехала к нам в гости, Марта, мы бы могли играть все втроем. Ты бы привезла свой кукольный сервиз и прихватила бы для нас корзинку печенья из кладовой, и мы бы стали пить чай на ветках дерева, как английские барышни, только слегка одичавшие. Прекрасный Господин говорит, что человеку нужно всего три стула: один – для одиночества, два – для дружбы, и три – для компании. А нас как раз будет три. Я буду твоей подругой и подругой Двух Лун, и в какой-то момент вы тоже подружитесь, тогда мы станем идеальной компанией. Разумеется, если мама тебе разрешит. Ну или тайком (только постарайся, чтобы она не прочла это письмо).
Мне нравятся индейские имена. Я бы тоже хотела завести себе индейское имя. Интересно, так можно?
Твоя (пока что),
Мэй
Наконец-то Мэй смирилась со своим серым мешковатым платьем из льна, которое висит на ней, как на пугале. Легко отцу называть их «мои жаворонки», «мои дрозды», «мои скворцы», «мои куропатки» и говорить, что павлиньи перья не к лицу благоразумным девочкам, но Мэй так скучает по платьям в цветочек или в тонкую полоску, по передникам, которые остались висеть в шкафу, в их прошлой городской жизни; ей кажется, что вполне можно сочетать благоразумие с изяществом, а кутаться в бесформенные тряпки, подобно куколкам насекомых, не полезно для души. Но рядом с этой маленькой индианкой, одежда которой будто соткана из сухих листьев, земли и песка, она бы чувствовала себя нелепо в платье с кружевным воротничком и бантом сзади. В таком наряде она сама себе казалась бы неуклюжей и бестолковой и совсем не к месту. А так они почти одинаковые, Мэй даже проигрывает Двум Лунам в изяществе: ниточка бело-голубых бус, вплетенная в черные, как вороново крыло, волосы Двух Лун, выглядит очаровательно. И Мэй охотно ей проигрывает.
