— К чему обманывать себя и других? — с обидой произнес Пестель, бросив быстрый взгляд на Муравьева-Апостола, которого всегда очень уважал за искренность. — Земля принадлежит тем, кто ее обрабатывает, а не нам с вами. Часть ее пойдет под усадьбы освобожденным крестьянам, остальное — в общее пользование.
— Трубецкой пришел в ужас от ваших предложений, Он утверждает, что «Русская правда» просто-напросто призывает крестьян к восстанию против дворян-помещиков. А Трубецкого поддерживают если не все, то по крайней мере большинство «северян», — в этом я убедился.
— Слово чести, Сергей Иванович, напрасно они так боятся, — сказал Пестель, остановившись у овального стола, за которым не раз собиралось тульчинское общество, проводя ночи в беседах и дискуссиях. Вон в том уголке часто сиживал начальник штаба Второй армии генерал-адъютант Киселев, прислушиваясь к горячим спорам молодых офицеров, открыто высказывавших республиканские суждения.
— Мы отменим крепостное право. Упраздним дворянстро. В России не будет сословий. А если не останется помещиков, то против кого восставать крестьянам? Чепуха, мой друг! Глупости! Странно, что этого не желает понимать Трубецкой, человек с широкими взглядами на жизнь. Ему делается страшно при мысли, что он должен будет лишиться своих поместий и расстаться с тысячами рабов, которые на него работают. Но если мы хотим уничтожить монархию, нужно с корнем вырвать все, на чем держится абсолютизм.
— Не всем ясен и вопрос относительно монарха, — заметил Сергей Иванович. — Как быть с ним? Здесь тоже нет единого мнения. Это остается нерешенным.
— Действительно, вопрос спорный, но что из того? В конце концов придем к согласию. Михаил Сергеевич Лунин, приезжавший познакомиться с делами нашего Общества, предложил арестовать императора по дороге в Царское Село и уничтожить его вместе с семьей, чтобы он не мог вредить республике, интригуя и устраивая заговоры против революции. Однако не все разделяют убеждения Лунина, да и в самом деле все это не так просто.
— А как считаете вы, Павел Иванович? — поинтересовался Муравьев-Апостол, внимательно глядя на якобинца, как прозвали Пестеля «северяне».
Пестель обернулся к гостю, но лицо его по-прежнему оставалось задумчивым. Его взгляд, казалось, проникал за темную завесу будущего; обогащенный опытом живших до него революционеров, наделенный недюжинным умом и огромной интуицией, Пестель как будто провидел завтрашний день.
