Она посмотрела на желтый стикер, висящий на зеркале в ванной:
«Вымой руки!»
Джесс сняла его, перевернула липкой полоской вверх и, положив пока на тумбу, принялась чистить зеркало. Она тщательно натерла и без того безукоризненную его поверхность, хорошо прошлась по краям, воображая неподдающиеся пятна от воды и брызги зубной пасты. Наконец, оценивающе оглядев зеркало, Джесс кивнула: «Это можно вычеркнуть из списка». В доме они жили вдвоем, имея на выбор аж четыре ванные, — так что зеркало, понятно, и без того было чистым. Просто теперь оно выглядело еще чище, но Джесс была не прочь над ним потрудиться, несмотря на то что было воскресенье и Люси не раз уже пыталась подбить ее взять выходной. Джесс любила работать и предпочитала делать хоть что-нибудь, нежели ничего.
Она прилепила стикер на прежнее место и взглянула на часы. Было девять утра. Время завтрака. Поразительно, как изменилась ее жизнь после той знаменательной среды, и Джесс сама дивилась, как быстро она включилась в свою новую роль и сжилась с Люси. Эту старушку трудно было не полюбить, хотя порой она и являла собой странное сочетание феи-крестной и провинциальной ведьмы.
В тот первый свой вечер в Пайн-Лейке, когда Джесс была принята на работу, она прошла вслед за Люси по дороге за магазином к большому серому дому в викторианском стиле, примостившемуся на лесистом горном отроге над городком. Джесс сочла, что архитектура дома как-то странно сочетается со строениями в стиле Дикого Запада, идущими вдоль главной улицы, так и называвшейся Мейн-стрит, на что Люси ей сообщила, что этот городок — вообще оригинальный экземпляр и был построен ее родителями, переехавшими сюда из Бостона.
Джесс убрала чистящие средства и спустилась по широкой лестнице, скользя ладонью по гладким деревянным перилам. Внизу лестница с обеих сторон закруглялась, выходя в просторную прихожую с высоким потолком. Излюбленной деталью в этом доме у Джесс были вычурные светильники, закрепленные внизу на концах перил. Это были совершенно одинаковые, зеркально копировавшие друг друга чугунные скульптуры чешуйчатой змеи, наполовину заглотившей желтую сферу. По ночам светильники испускали бледно-желтое сияние, отражавшееся от гладкого паркета и наполнявшее весь дом уютным теплым светом. Люси называла их «балясинными лампами», утверждая, что они существовали в этом доме с самой его постройки.
Джесс не привыкла жить в таких огромных домах, как этот. Самое большее, где ей доводилось жить, — это в крохотных квартирках с одной ванной, где в кухне была скромная плита на две конфорки. Дом Люси с двумя обитателями казался ей немыслимо просторным. Мало того, ей все время чудилось, что дом к тому же движется и дышит, точно живой. В нем поскрипывали половицы, глухо стонали стены, двери сами собою открывались — даже после того, как Джесс специально убеждалась, что закрыла их плотно, до характерного щелчка. Люси уверяла ее, что там просто истерлись петли. Впрочем, по большей части Джесс научилась игнорировать все эти странные причуды дома, сделав выбор в пользу той работы, которая ей была очень даже по душе.
