Я откидываюсь на диван, смотрю на изумленного отца.
– Люс? – Он высвобождает свои руки из моих и кладет мне на плечи. – Люси, ты в порядке?
У меня трясутся руки. Пот стекает между лопаток вниз по спине. Бешеный пульс отдается в голове. Красный – значит вина.
– Я… Что это было? Я сделала что-то не то?
Отец морщится в замешательстве и качает головой:
– Я так не думаю. Что ты видела?
– Я видела сэндвич. И все стало зеленым, как ты и говорил, и я чувствовала эмоцию сожаления, витающую в воспоминании, которое ты хотел, чтобы я забрала. Но потом… – Я с трудом сглатываю, не в состоянии произнести остальное.
И потом я видела маму. Ее образ окрасился в красный от твоего чувства вины.
Но только это все какая-то бессмыслица. С чего это папе чувствовать себя виноватым перед мамой?
Отец кивает и улыбается мне:
– Все правильно. Отлично, Люс. Это именно то, что ты и должна видеть. За исключением… – Он замолкает, потирая складку между бровей, – как он обычно делает, когда пытается в чем-то разобраться.
И я понимаю, что его озадаченное выражение лица может означать только одно: сработало! Он пытается понять, о чем я вообще говорю, но не может вспомнить, что ел на ланч, так как я стерла у него это воспоминание.
– Все хорошо, пап. Ты озадачен потому, что я…
– Подожди, – он пристально смотрит на меня. – Ты чувствовала то же, что и я чувствовал за ланчем? – Складка между бровей становится все отчетливее, когда я киваю. – Тогда я не должен это помнить. Если все было так, как ты говоришь, воспоминание должно было уйти. Теперь оно должно быть твоим. Хм.
– Что ты имеешь в виду, а? Сработало ведь, разве нет?
Он пожимает плечами.
– Не знаю, Люс. Не всегда срабатывает в первый раз. Но давай попробуем от него избавиться. Если ты смогла забрать даже часть воспоминания, значит ты можешь и от этой части избавиться. Важно не держать слишком долго любые из тягот, что люди нам отдают.
Он вкладывает мне в руки пустой сосуд и объясняет, как поместить туда воспоминание.
– Нам приходится от них избавляться, – говорит он, словно я еще не знаю, – чтобы воспоминания не начали на нас давить.
Я забираю у него сосуд, помещаю руки над открытым горлышком и закрываю глаза, как он мне показывал, пытаясь вызвать пропитанный зеленым образ сэндвича. Я выталкиваю воспоминание из своей головы в пустой сосуд, представляя фрагменты зеленого и красного, отчетливо скользящие внутри. Когда я открываю глаза, сосуд по-прежнему пуст, а отец с сочувствием смотрит на меня.
