— Как на подбор коровки!
— А вымя-то, вымя…
Удивлялись люди, протягивали руки, чтоб погладить, пощупать. А мой отец пожевал ус и сказал Эле:
— Эх, вот бы нашему колхозу таких!
Из кабины вылез шофер, довольный вниманием людей. Взобрался в кузов, осмотрел, похлопал «пассажирок», смахнул пыль с крайней.
— Латвийские красные, — как бы между прочим объяснил он. — Совхоз «Бложай» закупил.
Двигался и говорил шофер медленно, но сказал все, что надо было.
— Может, поменяем на ваших? — пошутил он, перехватив восторженный взгляд Эле.
Эле так и ела глазами блестящую, круглую коровку.
Не ответила Эле, только вспыхнула, словно не колхозу — ей меняться предложили. За Эле ответил мой отец:
— Незавидные наши. Как козы… А латыши не дураки. Коз не держат.
Отец, конечно, шутил. У нас в колхозе коровы — не козы. И все-таки нет таких красавиц, как эти «красные».
— Латыши — они с головой, — подтвердил шофер, и он мне тоже показался похожим на латыша, хотя я в жизни ни одного латыша не видела. — Чувствительные коровки, исхудали в дороге. Оправятся на пастбище — будет некуда молоко девать. Притомились в дороге… Напоить бы их…
— Напоите, почему же нет?
Люди очень хотели посмотреть, как «красные» пьют. А к тому же и сам шофер всем понравился. Не важничает, разговорчив, угостил мужчин латвийскими сигаретами. И что о скотине заботится, понравилось. А шоферов множество проехало, не один выходил из машины, запыленный, мучимый жаждой. Иной из-за баранки смотрит, как с трона, прищурясь, папироска в зубах. Наверное, не сто́ящей казалась такому наша Гургждучай, вынырнувшая вдруг на большой дороге. А этот, хоть и гордился своим грузом, с любопытством оглядывался вокруг, не сторонился людей.
Каждый звал шофера к своему колодцу, а он почему-то выбрал Шаучукенасов. Хотя Эле стояла опустив глаза и не приглашала во двор.
Ляксандра, конечно, не обрадовался, что по его владениям будут ходить, его воду лить. Но как тут на людях откажешь! Стоял Ляксандра, как аист, губы у него шевелились. Может, ведра считал? Может, заплатить попросит? Только кто за воду деньги берет? Наверное, и Ляксандра учуял, что не просто так скрипнула его калитка…
— Дай-ка помогу. Будешь здесь до ночи поить! — усмехнулась Эле, показав белые-белые зубы, и вынесла из избы свое ведро.
— Испоганишь мне! — недовольно крикнул Ляксандра.
Эле черпала воду, словно не слышала, и несла к кузову, а шофер поднимал ведра. Она поила латвийских коров, гладила, разговаривая с ними по-литовски. Я забыла вам сказать: Эле очень любит животных, особенно своих поросят. Люди шутят, что она их, как детишек, умывает и причесывает. Животные к ней сразу привыкают — стали и «красные» тянуться мордами.
