— Что с тобой, Маре? Можно, я буду называть тебя, как твой папа? Ты сегодня молчаливая, какая-то мечтательная…
Что? Как сказала учительница? Я, Марите Станкунайте, мечтательная? Правда? Но ведь я еще вчера, когда проводила Улите, была такой какой-то… Значит, я уже вчера мечтала? Значит, и я мечтаю? Значит, и я умею мечтать?
И разгоревшись, как пакляный жгут, я принимаюсь рассказывать, рассказывать… Про большую дорогу, которая похожа на корабль, а может, на самолет, а может, и еще на что-нибудь. В один прекрасный день дорога, которая как корабль — пусть будет как корабль! — поплывет мимо нас через Гургждучай… А на нем будет много-много людей, и вдруг выбежит Улите. Она соскочит на берег и захочет остаться в Гургждучай, но изба Мединскасов уже вконец скособочится, одни галки будут жить в ней… Горько заплачет Улите: зачем уехала… оставила свою лучшую подругу…
Я захлебываюсь словами, потому что они для меня новые, шершавые, и смотрю в темно-серые глаза учительницы, на ее черные брови. Эта чернота словно тень: серые глаза темнеют от нее и в глубине их начинает что-то мелькать… Почему она так задумчиво смотрит? Что значат эти огоньки у нее в глазах? А моя мечта — настоящая? Как у тех, кто летит в синие просторы? Как у всех, кто хочет стать врачами, летчиками, исследователями Антарктиды?
— У тебя чудесная, великолепная мечта, — говорит наконец учительница, когда я уже не в силах вынести тишины, потому что мне снова кажется, будто огоньки в ее глазах светятся только насмешкой. — Дорога сворачивает к дому? Да? — волнуясь, повторяет учительница.
И я отвечаю, хоть она не спрашивает. Я знаю, что она не спрашивает.
— Да, учительница!..
— Дорога вдруг превращается в большой, быстрый корабль или во что-то еще не виданное и сворачивает к нам?
— Да, однажды ночью она превращается…
— А может быть, утром, а? Рано утром, по росе, когда не пылит? Было бы лучше…
— Да, пусть будет утро…
— А если дорога и не превратится в корабль, но однажды утром свернет к нам… Все равно было бы чудесно?
— Все равно, учительница…
— А если дорога никогда ни во что не превратится и… не свер… Но что это я!
Иоланта, не договорив, встряхивает густыми, коротко стриженными волосами, и я вижу, как ее глаза блестят, будто крохотные иллюминаторы корабля или самолета. Они мелькают в глубине глаз огоньками — теми самыми, которых я раньше боялась, как насмешки.
— А может быть, ты и мне уступишь часть своей мечты? — улыбается Иоланта, и ее рука снова сжимает мою руку, словно мы очень соскучились друг по другу.
