— Где ты была, Деяна? — выйдя из избы, строго спросила мать. — В огороде никого, кликали тебя, кликали…
— Я недалече в лес по нужде отлучилась, а тут вдруг гроза, я там, под выворотнем, отсиделась, — ответила девочка, помня наказ Мыха никому про него не рассказывать, иначе заговор на исцеление не подействует. — Как тятя, матушка?
— Второй день в себя не приходит. Помирает, — горько вздохнула матушка. — Иди в дом, там одна только Улита старая, ты за Дубком пригляди, пока я схожу по воду.
В избе царил сумрак и пахло травами вперемешку с неприятным духом тятиной хвори. Сам он вытянулся на лежанке, дышал часто, лоб в испарине, глаза закрыты, замотанная куском полотна рука покоилась на животе. Дубок мирно посапывал в люльке, рядом клевала носом бабка Улита.
Девочка села в уголке и прижав резного Мыха к животу, тихонько забормотала:
— Беги тропинка сквозь чёрный лаз…
В животе вдруг что-то тихонько задвигалось, но Деяна, вспомнив напутствие Мыха: «Ты наверняка почуешь странное, но не бойся, ничего плохого с тобой не случится, обещаю!», перетерпела и продолжила:
— …катись слезинка из глаза в глаз…
Внутри стало щекотно — сначала внизу, потом в груди, словно что-то росло снизу вверх.
— …свяжи шерстинка навеки нас!..
Всё, поняла Деяна, это уже не остановить! Дыхание на миг захолонуло, а потом, когда щекотная «шерстинка» достигла головы, страх ушёл, и бормотание девочки сделалось неразборчивым. Сначала исчезли осмысленные предложения, потом распались слова, и вскоре мешанина звуков стала напоминать не то шипение, не то завывание. Всё тело Деяны напряглось, она положила игрушку на спину и закрыла глаза. Две ярко-алые слезы скатились по щекам и упали на морду мышонка, отчего глаза его вспыхнули рубиновым светом, а девочка вместо своего бормотания услышала собственные шаги и увидела, как бежит по узкому мостику через укутанную туманом чёрную реку, а на другом берегу стоит отец. Коснувшись его, Деяна открыла глаза и, вложив Мыху в лапки морковку, сказала:
— Отступи хворь и срастись рука!
— Матушка! — вдруг громко сказал тятя.
— А-а? — проснулась старуха Улита. — Сынок! Ты очнулся!
— Тятя! — радостно крикнула Деяна, подбегая к отцу.
— Воды дайте! — попросил тот и, к равному изумлению и старой и малой, сел на лежанке. — Пить больно хочется.
* * *
Странное это было отпевание: без мужа — пусть и бывшего, но всё-таки! — и без сына.
Из самых близких в церкви присутствовал только брат — он всё и организовывал. Остальных Вера не знала, родственники, скорее всего… может, дальние?.. или друзья? Хотя какие у Елены Викторовны друзья — наверняка, всех растеряла, когда пить стала, а про её новую жизнь никто и узнать не успел, за пару недель-то…
