— Да уж, лучше, чтобы зал был полон. Многие знаменитости шлют нам телеграммы с поддержкой. И выступающие как на подбор.
— Это может стать проблемой. Особенно если заявятся эти древние хибернианцы, — посетовала Филлис и, строго взглянув на нас, добавила: — Вот почему я не хочу тащить вас с собой.
В общем, несмотря на то, что Филлис решительно отказалась брать нас на митинг, день выдался удачным. Они с Мейбл ещё долго говорили о Лиге и множестве важных для движения людей — некоторых из них мы даже слышали, когда ходили на митинг в Феникс-парке. Кроме того, Мейбл, просто засыпавшая нас вопросами, была очень впечатлена планами Норы стать врачом (да-да, не прошло и нескольких недель увлечения ветеринарией, как она вернулась к мыслям о том, чтобы лечить людей, — не помню, говорила я тебе или нет. За её планами не угонишься). Я, конечно, напомнила, что на прошлой неделе она чуть не потеряла сознание, когда Агнес О’Хара порезалась битым стеклом на перемене, но она пнула меня под столом и сказала Мейбл и Филлис, что старается победить свою боязнь крови (что они, как мне казалось, тоже нашли забавным. Иногда я вообще не понимаю девушек их возраста).
В конце концов Филлис осознала, что мы уже почти час как разделались с пирожными и чаем и что, вероятно, даже в таком благосклонном к суфражеткам месте не будут рады, если люди станут часами просиживать за столиками, ничего не заказывая, поэтому они с Мейбл расплатились, и мы вышли. И пока поднимались по Генри-стрит в сторону Сэквилл-стрит, я сказала:
— Спасибо вам обеим, что угостили нас чаем. Это было очень мило.
— Главное, чтобы это не переросло в привычку, — сухо ответила Филлис. — И тебе бы стоило перестать за мной шпионить. Второй раз уже.
— О Филлис, да я только разок шпионила, и это было сто лет назад!
— Может быть, может быть. Но в следующий раз чаем я тебя поить не стану.
Ну, по крайней мере честно. Мы распрощались с Мейбл на Сэквилл-стрит (ей предстоял долгий путь домой, в Клонтарф), а потом и сами забрались в трамвай. Я хотела подняться наверх, но Филлис сказала, что там слишком ветрено, а ветер постоянно творит с её шляпами всякие ужасы (что и неудивительно, учитывая нелепые украшения, которые нашивает на них Кэтлин), поэтому мы уселись в скучном нижнем салоне.
Впрочем, Филлис была в превосходном настроении, а когда мы вышли из трамвая и добрались до Нориного поворота, даже сказала: «Всегда пожалуйста», — в ответ на благодарность за чай и пирожное. Но стоило ли беспокоиться о том, чтобы ветер не повредил шляпу, если из-за жары, пыли и влажности к тому времени, как мы добрались до дома, её декор начал отваливаться сам по себе? Филлис открыла дверь своим ключом (а она — единственная из нас, у кого есть собственный ключ), и мы, одинаково взмокшие, раскрасневшиеся и чумазые, направились в гостиную, где, судя по доносившимся оттуда звукам, мама играла на пианино. Но не успела Филлис сказать: «Смотри, кого я нашла по дороге домой», — как я поняла, что у нас гость.
