Со служебного входа | страница 67



Нет ли ошибок: не может ли нечестный человек воспользоваться забывчивостью пассажира и бесплатно, но с риском получить багажом чужие вещи? Такого не случалось. То ли потому, что воры не идут на столь большой риск, то ли редко бывает, чтобы об оставленных вещах помнил посторонний человек, но забывал их истинный владелец…

Бывает, что камера нападает на след нечестных людей. Однажды из двадцати пяти ячеек извлекли залежавшиеся одинаковые рулоны. Оказалось: 7 километров (километров!) дефицитной ткани. Кому нужно такое количество платьев, которые можно сшить из этих кусков! Если бы рулоны принадлежали государственному предприятию, то о них хотя бы с опозданием должны были вспомнить. Но владелец (наверное, владельцы - один человек не мог бы управиться со множеством тяжелых рулонов) не явился. Вероятно, у него что-то случилось. Так же, как и у явного вора, который навечно оставил плохонький чемодан среднего размера и два первоклассных магнитофона - японский и американский. Чемодан был полон отрезов на платья, но принадлежал, несомненно, мужчине: белье, носки, поношенные тренировочные брюки, безопасная бритва, два запасных ремня для брюк. И тут же новые дамские цветные зонтики, неновая женская кофта, множество украшений - бусы, брошки, кулон, кольца, цепочки, золотые и простые, кусок янтаря. Завернутый в юбку, лежал обрез, несомненно бывший в употреблении: закопченный от пули ствол.

В чемодане нашелся и паспорт. В нем - запасная фотография, с точно подходящим сегментом печати на ней. Но портреты принадлежали разным людям. Судя по выражению лица, с запасной карточки, а не с приклееной, смотрел «хозяин» вещей. На эти размышления наводили неосторожно оставленные письма без обратного адреса, но полученные, несомненно, по другому документу. «Хозяин» был Володя, а письмо матери адресовано, хотя и Владимиру (до востребования), но обращено к Пете: «Сынок, в карты не играй и больше не пей. Петенька, я бы выслала 700 рублей, да нет их. Только сто и набрала. Лене тяжело». Другое, написанное уверенной женской рукой, было решительным и начиналась без обращения: «К нам приезжать не надо, отсиди свои шесть месяцев и живи спокойно, забудь нас, как будто нас и не было. Я тебя не любила и не люблю, жить с тобой не буду. Алеши, сына, у тебя нет, его усыновил другой».

А вор, видать, ее любил: занимаясь опасным делом, не выбросил ни ее прощального письма, ни записки матери. Сентиментальность погубила вора и убийцу: его потом нашли, и он отсидел не только «свои шесть месяцев», но еще и «свои» несколько лет, вполне заслуженных. Однако на вокзале подробностей не узнали - показания давали потом, а для выяснения деталей времени не нашлось - одна история следовала за другой.