Борис Михайлович в испуге отскочил от окна и снова со злостью бросил в лицо Василию:
— Кто просил тебя вмешиваться! Кто просил тебя совать нос не в свое дело! — Он отбросил подвернувшийся под ноги стул. Даже в полумраке кабинета было заметно, как полыхали его глаза и поблескивал золотой зуб.
— В магазине… — попытался возразить Василий, но Лапин перебил его:
— Кто в магазине? Разве были жалобы со стороны колхозников? Не было жалоб!
— В магазине торговали тухлой рыбой. Я не мог пройти мимо!
— Запретил, и ладно. А зачем нужно было говорить Моргуну? Мне доложил бы! Разве я не смог бы оштрафовать продавщицу? А ты дал пищу Моргуну! Моргун теперь на каждом совещании будет склонять нас и козырять: вот, дескать, приехал и навел порядок! Да в конце концов, ты думаешь о престиже больницы, в которой работаешь? Или тебе наплевать на нее?
— Думаю о престиже, только этот престиж мы понимаем по-разному. Знаю, кричишь ты потому, что о безобразиях узнало начальство…
— Вот что, Донцов, — грубо оборвал его Лапин, — твое дело — операционная, в ней ты хозяин, а в другие дела не вмешивайся. Понял? Без тебя обойдусь!
— Мое дело — не только операционная. Ты напрасно так думаешь, — упрямо возразил Василий.
Домой Лапин вернулся злой и расстроенный. Ничего не сказав жене, он тупо уставился на пустые тарелки.
— Борис, в чем дело? Почему ты один? — всполошилась Лариса Федоровна, предчувствуя что-то недоброе. — А где Моргун?
— Уехал.
— Как? В такую грозу? И ты отпустил? — в недоумении спрашивала Лариса Федоровна.
Лапин промолчал. В груди у него еще кипела злость на Донцова, на Моргуна. Он ничего не скрывал от жены и сейчас, немного успокоившись, подробно рассказал ей, что произошло из-за этого магазина.
— Не понимаю твоего расстройства, — пожимала плечами Лариса Федоровна, — ведь оштрафовали не тебя, а Машу.
— Да но… что она теперь подумает!
— Она подумает именно то, что есть на самом деле, — с обезоруживающей улыбкой ответила супруга. — Не ты виноват, а Донцов, не ты заварил эту кашу, а Донцов. О чем же речь? Садись-ка лучше поешь.
Борис Михайлович молча ел, а Лариса Федоровна, присев рядом, успокоительно продолжала:
— Для Маши эти сто рублей ничего не значат, а вот с Донцовым ты повздорил напрасно. Эх вы, петухи непутевые. Между прочим, Донцов очень нравится Маше. Да, да, не смотри на меня такими глазами. Она мне все уши прожужжала. Ты должен извиниться перед Донцовым.
— Я? Извиниться?
— Да, да, ты, мой миленький, извиниться и пригласить его к нам, а я приглашу Машу. Человек он холостой, она тоже никем не занята и хороша собой. Понимать нужно, Боренька…
