— Моя мама часто приводила сюда меня с Оливией.
Я тянусь за кошельком, но Элли показывает студенческий билет и протягивает два ваучера билетеру.
— У меня гостевые абонементы, — говорит она, — утреннее посещение для студентов.
Я никогда не был в музее — во всяком случае, не в качестве посетителя. Королевская семья посетила больше музейных мероприятий и гала-концертов, чем я могу сосчитать, но мое внимание было приковано не к экспонатам. Я иду рядом с Элли из одной похожей на пещеру комнаты в другую, и она болтает без умолку, как будто ее рот не может оставаться без движения ни секунды.
— Ты всегда хотел быть телохранителем?
— Нет, — бурчу я.
— Кем ты хотел быть?
— Хотел делать то, в чем я хорош.
Она наклоняет голову и смотрит на меня.
— Как вышло, что ты стал телохранителем Николаса?
— Я служил в армии. У меня это хорошо получалось — меня отобрали для специальной стажировки.
— Типа Джеймс Бонд, морской котик, да?
— Что-то вроде того, да.
Элли качает головой, когда думает. Ее золотистые волосы сейчас высыхают, и на них появляется мягкая волна. Она останавливается перед египетской экспозицией, свет, отраженный от саркофага, отбрасывает на ее черты теплые тени.
— Ты убивал кого-нибудь, когда служил в армии?
Я осторожен со своим ответом.
— Какая там поправка в вашей Конституции защищает людей от показаний против себя?
— Пятая.
Я киваю.
— Я ей воспользуюсь. Это окончательный ответ.
Она моргает своими длинными светлыми ресницами, глядя на меня.
— Значит, да. Черт, Логан, ты как крутой убийца.
Я фыркаю.
— Я этого не говорил.
— Ты и «нет» не сказал.
Через несколько шагов она добавляет:
— Я не думаю, что могла бы убить человека.
— Ты бы удивилась, узнав, на что ты способна в определенных ситуациях.
— Если бы ты кого-то убил… тебе было бы плохо?
Я провожу языком по внутренней стороне щеки и отвечаю честно, не заботясь о том, как это прозвучит:
— Нет. Я бы не чувствовал себя плохо. Некоторых людей нужно убивать, Элли.
Я открываю для нее дверь, и она что-то напевает себе под нос, проходя внутрь — в выставочный зал моды со слабым освещением и соблазнительными красными стенами.
— А как насчет темной одежды? — спрашивает она, когда мы идем по коридору. — Это что-то вроде обязательного дресс-кода, которому вас учат в школе телохранителей?
Я смотрю на нее сверху вниз.
— Ты задаешь много вопросов.
— Мне нравится все знать. — Она пожимает плечами. — Я общительный человек. Так что там с одеждой?
Я тереблю пальцем темно-синий галстук на шее — тот самый, который, насколько я помню, ей нравится.
