Казалось бы, после всего вашего тяжёлого пути не должно остаться места для оптимизма. Но, когда прочтёшь любое ваше произведение, остаётся сильное чувство, что нужно жить, и можно жить, то есть вы нас поддерживаете, вдохновляете. Я имею в виду нас, людей западного воспитания. Откуда у вас этот поразительный оптимизм?
Наверное, здесь две причины: личная и общая. Личная - просто я такой от рождения. Вот, таким родился - и всегда побеждает общее светлое мироощущение: всегда надеюсь и уверен в лучшем. Но этого одного, наверное, было бы мало. Я хотя попал в тяжёлую полосу нашей истории, но не в ту полосу, когда вся Россия шла вниз, а когда уже начала из бездны подниматься, то есть я застал такое время общего движения духовного, когда вокруг видел укрепление душ, подъём сознания, восстановление памяти. Под этой коркой чугунной в СССР идёт процесс духовного возрождения, движение кверху, к свету и к вере в Бога, к большему познанию, к укреплению духа. Это у многих. Снаружи не виден этот процесс, но писателю дано его отразить, я ощущаю его вокруг, это вселяет в меня бодрость - и я так пишу. Я так чувствую. Ну, конечно, добавляется и оптимизм природный. Когда я вижу на Западе у писателей упадок, то думаю, это связано тоже с общим процессом. Общая духовная растерянность. Не этих писателей - общества. Но растерянность общества передаётся писателям.
Вы в "Архипелаге" писали, что встречались там с молодёжью, которая уже не знала и не признавала сталинизма.
Я бы слoва "сталинизм" вообще не употреблял. "Сталинизм" - ошибочный термин, но для коммунизма удобный. На сталинизме Хрущёв играл, да слово-то придумано, чтобы списать все грехи коммунизма на сталинизм. Да и "ленинизма" я бы не употреблял, потому что и на Ленина нечего особенно списывать. Это всё магистральная дорога развития всякого коммунизма. Как она от Маркса пошла, так направлял и продолжал Ленин, и, как ни странно, при разности характеров и умственных уровней, Сталин вернее всех понял суть, как надо вести государство дальше. Он действительно ученик Ленина. Так вот, простите, возвращаюсь, о молодёжи. Не то что она сталинизма не знала, а эта молодёжь в конце войны, первой поросли, она уже без коммунизма начала искать путь к воздуху и свету. Наше поколение до войны ещё было совершенно обморочено коммунизмом. Мы ещё искренне разделяли ложные эти идеи. Нам уж натолкали в голову. И вдруг я увидел, в первый раз, - люди свободные. Это медленный процесс. В "Архипелаге" я пишу, это, значит, после войны - 46-й, 47-й годы. Но ещё и сегодня нужно зрение иметь, чтобы видеть этот процесс в России, 30 лет он всё время шёл, а всё-таки ещё не изменил общество. Это медленный процесс, но духовный процесс всегда медленный и тонкий.
