Вся наша длинная дорога первого дня путешествия была скучной, тянулась долго и однообразно. Жаркий ветер жег лицо, навстречу ему над самой землей широким фронтом на юг летели белые бабочки. Одну из них занесло в окно машины, и я узнал обычнейшую боярышницу. Бабочки совершали массовое переселение из высыхающей пустыни к далеким горам, где еще были свежая зелень и цветы. Бабочки страдали не только от голода, но и от жажды и доверчиво садились на растопленный солнцем асфальт, черный, блестящий, отражающий синее небо и похожий на воду. Они прилипали к нему и погибали под колесами машин.
На небольшом перевальчике хребтика Архарлы, название которого говорило о том, что в этом ныне усиленно выпасаемом месте, занятом зимовками скота, некогда водились горные бараны архары, бабочки находили спасение на редких отцветающих кустиках караганы. И еще вспомнилась минутная остановка машины возле небольшого ручейка в самом начале перевала Алтынэмель. Едва спустившись с подножки, я увидел муравья-бегунка. Он настойчиво атаковал небольшого слоника, хватал его за ноги, за усики, пытался их отсечь. Но слоник не робкого десятка, энергично сопротивлялся.
Один раз, вырвавшись, он заполз на травинку. В том месте, где жук как сквозь землю провалился, муравей обследует травинки, его движения лихорадочны, поспешны, кажется, уже нет ни одного крохотного участка, в котором бы он не успел побывать в поисках исчезнувшей добычи. Но травинок масса, всех не пересмотришь. Неудачей кончилась охота ретивого бегунка! Кончилось и время нашей остановки.
В ущелье, где мы устроились на ночлег, была зимовка скота, но животноводы откочевали, оставив основательно стравленную землю. Зеленело и цвело, вернее отцветало, только то, что было недоступно животным: колючие барбарис и карагана. Может быть, поэтому местность казалась угрюмой. Лишь тихо журчал ручеек. С гор доносилось квохтанье куропаток, да кое-где желчные овсянки распевали бесконечно однообразные и коротенькие песенки.
Я прошелся по ущелью. Животный мир его был беден. Пробежала одинокая чернотелка, муравьи-бегунки разыскивали на вытоптанной овцами земле скудную поживу. На цветках барбариса деловито трудились шмели да сидели ленивые жуки-бронзовки.
Мой фокстерьер, не найдя ничего интересного, увязался за чернотелкой, стал осторожно прижимать ее то одной, то другой лапой, с любопытством и величайшим вниманием, на которое только способна молодая собака, разглядывая со всех сторон диковинное существо Иногда он слегка хватал жука зубами, тотчас же и не без отвращения выплевывая его обратно. Перепуганный жук принял боевую позу, подобно зенитному орудию, нацелился брюшком кверху и. видимо, не без успеха, так как собаку вскоре стошнило.
