— Сто-о-ой, — застонал Алекс, уцепившись за запястье друга. Крис подавил вскрик. Да, у него низкий болевой порог, а Алекс всегда теряет контроль над своей силой в такие моменты.
— Я принесу анальгетик… — шепчет Крис, обнимая друга за плечи.
— Нет. Не надо, — выталкиваешь ты из себя слово за словом через туман боли, пожар в груди и сцепленные зубы. — Его Олеся привезла. Там по счёту. Она сказала, что хватит. До конца. Не верю. Но ты должен увидеть. Меня. Таким. Если не сможешь, уходи. Насовсем. Два месяца… и так много.
— Я уже выбрал, Охотник, — голос Овера становится далёким до ужаса и словно идёт изнутри, так что не понять уже — слышишь ты это или придумываешь сам.
— Почему. Ты. Остался. Со мной? — последнее усилие. — Только. Из-за этой. Др-р-ряни. В груди?
Память подсказывает, что Крис уезжал на неделю. Сразу, как только ты пришел в себя после той страшной потери крови. Он вернулся грустный, но решительный. И с седой прядью на виске. Но он ничего тебе не рассказал, просто был рядом всё это время. Впрочем, следом перед глазами появляются и яркие картинки со дня свадьбы Маши и Хидео: беспощадные слова Линды, сбитое дыхание Криса…
— Я протянул тебе руку, когда ещё ничего о ней не знал, — говорит Кристиан твердо, заглядывая другу в глаза. — Просто помни об этом…
Боль сжалась до маленькой точки и замерла. Обратный отсчёт таймера внутри. Пять. Четыре. Медный привкус крови из дёсен. Три. Два.
— Я люблю тебя, Овер, — выдохнул Охотник.
Всё, больше нет сил держать себя в руках. Но уже и не страшно. Можно кричать во весь голос — в этой глуши разве что ели качнут верхушками да сорвётся со скалы чайка. Можно зарыться с головой в снег — на долю мгновения остудить этот жар. Можно стать беспомощным и раненым зверем метаться в руках Овера. Он выдержит, а, значит, выдержу и я. Назло медицинским картам, назло Олесе, назло тебе, зараза. Потому что даже если б не было тебя, Овер всё равно остался бы рядом.
Только меньше было бы этой полынной горечи во рту…
Президент Восточно-Европейского сектора рассеянно листал в воздухе полупрозрачные страницы настольного календаря, небрежными движениями руки прокручивая проекции одну за другой. Если немного согнуть палец, под обозначением даты вылетало золочёное окошко короткой исторической справки о праздниках далёкого и не очень прошлого. Февраль едва начался, но, задумавшись, Президент забыл затормозить прокрутку и улетел к самому концу месяца, где был обозначен «День воинской славы, бывш. День защитника отечества».
