А пять лет назад, осенью, Аттитойне исчез. Пропал, не оставив ни послания, ни знака, ни следа. Они ждали его год, ждали два. Аттитойне, бывало, отсутствовал несколько месяцев. Сначала не особенно беспокоились. Кто говорил, что, как и все боги, он ушел воевать вахенов, детей изначальной тьмы. Кто был уверен, что Аттитойне проверяет их, прячется, поглядывает издалека, смогут ли без него. Ходили слухи и о том, что для их земли выбирают нового бога.
Два года на Холм носили колоды с медом. Два года плясали там в особый день, заводя длинные хороводы, мужские и женские, а потом смешивая их. Весело было, хоть и беспокойно.
Но зимой третьего года с торговцами, переправившимися по замерзшему заливу, пришли новости, что исчез не только Аттитойне. Исчезли все боги земель и мест, исчезли боги постарше, боги дел и ремесел, боги умений и силы, боги природы и боги неба. Но что было еще хуже, и верховные боги оставались безучастны к молитвам и подношениям. Братья Йоруна, Стергрун и Офнир, сам Йорун, и жены их, Крайя, Липпа и Наккинейсе, больше не отвечали людям.
Словно всех их убили вахены.
Фьольвир выплыл из тьмы, судорожно поймал в пальцы шершавую кору.
— Это я так, так… — пробормотал он, затаскивая себя на бревно.
Сначала хотел сесть, но потом понял, что это будет выше его сил. Ничего, можно и полежать. Много ли ему осталось? До заката дотянет, и ладно. Теперь, правда, ни один бог не сообщит, что срок вышел.
«Вышел твой срок, Фьольвир Маттиорайс, уже скользит лодка, вот-вот пристанет к берегу. Собирайся».
Увы, тишина.
Фьольвир снова сплюнул. Осенняя вода залива была черна. Еще бы неделя или две — и берега схватились тонким, прозрачным ледком. Гуськом, на квадратных полосатых парусах, шли по воде когги кааряйнов.
Ненависть обожгла, вскинула за Фьольвира руку, махнула грязным кулаком вслед. Только пустая это была ненависть, никчемная, ненависть мертвеца к еще живым, ненависть убитого к убийцам. Что с нее им? Что с нее ему? Даже проклинать кааряйнов бесполезно. Никто из богов не услышит его проклятие.
Когги скользили, подбираясь к выходу из залива. Они становились все меньше, все бесплотней, и через несколько вдохов и выдохов Фьольвира холодный туман с моря скрыл их совсем.
Вот и все. Кааряйны ушли. Пора, пожалуй, и ему.
Фьольвир шевельнулся, засевшая в теле стрела царапнула изнутри, безумный пес Гайво пролез мордой к животу и вслепую цапнул кишки. Даже вскрикнуть не получилось, только зашипеть. Так костерок мочой тушат. Ш-ш-ш. Фьольвир закрыл глаза. Все, давайте уже лодку.
