Рождение советских сюжетов. Типология отечественной драмы 1920–х — начала 1930–х годов | страница 62
Строители толпой входят в штаб. Во главе Дед и Иван Орлов.
Кацавейки, портки, онучи… Крик и гомон.
Дед. Силов нет. Это на каторге легше…»
Рабочие из крестьян, очутившись на заводе (Киршон. «Рельсы гудят»), тоже хотят вернуться к хозяйству (Пронин: «На нашем хозяйстве мир стоит»). Они требуют, чтобы их перевели на сдельщину, но так как этого не происходит, работают с прохладцей.
В пьесах тех лет явственно прочитывается, что развал крестьянских хозяйств, экономические перемены сопровождаются и распадом традиционных норм и ценностей, начавшейся деградацией деревни, где жизнь приходит к разорению.
На периферии «заводской» по теме пьесы остаются проговорки (из обмена репликами рабочих на химзаводе): хлеба в деревне нет, мыла нет… «Жена пишет: „Срамота одна, а не жисть“» (Зиновьев. «Нейтралитет»).
«Раскулаченный» персонаж появляется в пьесе Воиновой «На буксир!». В семью квалифицированного рабочего Грачева, живущего в городе, чудом выправив «справку», приезжает его брат, середняк Лука, которого раскулачили (хотя Лука не держал батраков и исправно платил налог):
«… какое добро было, все отобрали! Ровно из огня вышел… <…> Кто думал, что так обернется! Копил имущество, домик приобрел, землица, огородец; расширился, оперился, на ноги стал, а тут пришли да прихлопнули! О чем просим? Дышать, говорю, дайте! А я сработаю вам хлеще ваших колхозников! Куда там, без разговоров! Вон из хаты — и больше никаких!»
Драматизм ситуации в селе незапланированно проступает даже в задуманной как незатейливая агитка пьесе Завалишина «Фальшивая бумажка». Герой, батрак Мирон Саврасов, хочет жениться на Фекле, девушке из зажиточной семьи. Он отправляется заработать денег на женитьбу в каменоломни. Но при расчете на каменоломнях ему выдают вместо двадцати пяти рублей облигацию займа («фальшивую бумажку»). В отчаянии он идет на обман, получая из страхкассы «похоронные» деньги на живого отца. Обман раскрывается, Мирона судят и дают две недели для уплаты {96} долга. Мирон и Фекла голодают вместе со стариком-отцом. Дочь проклинает своего отца, не давшего денег взаймы. Под эти крики от голода умирает отец Мирона. Ему даже не могут дать свечку в руки, как он просит: свечки, как и хлеба, в избе тоже нет.
На полях, в маргиналиях фабулы различных пьес остаются реплики о незабытом голоде в деревне, доводившем до людоедства. Так, в «Портрете» Афиногенова каналоармейка упоминает вскользь, что отец крестьянин «помер во время голода… и мать померла, и все». В «Линии огня» Никитина беспризорница Мурка рассказывает о детстве: «Потом бабку съели… Деревенские… Ты не бойся. Я не ела. Я тогда из села убежала». И даже в, казалось бы, веселом шкваркинском обозрении («Вокруг света на самом себе») герой не может забыть: «От голода из городов в деревню бежали, а из деревень в города тащились. Люди пищу по-волчьи промышляли. <…> Гибли люди тогда, и такое было, что мертвых не хоронили, а из-за трупов, как из-за палой конины, дрались. Ели покойников, ели!»