Рождение советских сюжетов. Типология отечественной драмы 1920–х — начала 1930–х годов | страница 34
Со временем герои пьес замечают, что по отношению к коммунистам и беспартийным действуют разные стандарты и что далеко не все, что публично утверждается, имеет место в реальности.
Красноречивый диалог двух мелких служащих, сторожа и курьера, отыскивается в пьесе Завалишина «Партбилет»:
«Курьер. Революция-то, брат, революцией, а жить-то все-таки надо… Я вот девятого сокращенья со дня на день ожидаю.
Сторож. И правильно. Ленин как ставил вопрос? Ленин ставил вопрос так, что штаты должны сокращаться. Чтоб припугивать вашего брата, советского чиновника… <…> И ответственного нынче шандарахнут, если оторвется от масс… Теперь строго…
Курьер. Это означается больше по газетам — строгость. А так — навряд ли. Высший сан партийный больше переводят на {57} другое место… Чтобы с глаз долой… А вот наш кульерский сан — прямо в шею… Остаешься безо всякого места.
Сторож. Чисто беспартийный обыватель! Никакой в нем тактики марксистского анализа. Как был кульером в империалистической судебной палате, так в том развитии и остался до двенадцатой годовщины…»
Вскоре становятся очевидными лицемерие и демагогичность новой власти — например, в разнообразных и многочисленных налогообложениях, которые именуются «добровольными».
Герой пьесы Шкваркина «Вокруг света на самом себе», очнувшись, не верит, что он жив и в России. Чтобы доказать ему это, находчивый очевидец приступает к делу:
«Оператор. Очень просто. Гражданин, вы заработали тысячу рублей. Предлагаю: на триста крестьянского займа, триста — на беспризорных, пятьсот — подоходный. Что? Сотни не хватает? Опишем обстановку!
Иван Васильевич. Родина. Чувствую!..»
Коммунисты сухи, неэмоциональны, рассудочны настолько, что героиня комедии Воиновой «Золотое дно», предприимчивая дама «из бывших», легкомысленно шутит: «Вот представьте, я никогда бы не могла влюбиться в коммуниста! Это, по-моему, третий пол! Не от Адама, не от Евы, а от Маркса! Ха-ха-ха! Любовь с марксистским подходом».
Жена упрекает мужа-коммуниста: «У тебя вообще нет никаких чувств. Я забыла, что ты мыслишь резолюциями. <…> Ты — сводка. <…> Ты составил себе расписание чувств» (Киршон. «Хлеб»).
Принадлежность к партии убивает эмоциональность и у женщин. Старый большевик Сорокин с горечью говорит бывшей жене-партийке: «Вы ортодоксальная ханжа. Ну разве вы поймете простые человечьи слова? Вам нужно обязательно ссылку на резолюцию, на пункт…» (Завалишин. «Партбилет»).
В свою очередь, сам Сорокин, увидев, как его молодую жену Таню обнимает комсомолец Шурка, сообщает ей: «… при первом же вашем поползновении к другому — вы механически выбываете, товарищ…» Язык героя автоматически воспроизводит устойчивую канцелярскую идиому «выбыть из рядов».