Молодой великий герцог утешал Бьянку как мог; он заверял ее, что, хотя титул великой герцогини и принадлежит другой женщине, его любовь принадлежит только ей. Но Бьянка, которая была честолюбива, впервые почувствовала, что одной лишь любви принца ей недостаточно, хотя прежде полагала, будто сможет удовлетвориться любовью простого приказчика; тем не менее она затаила это чувство в глубине души, поскольку первая ошибка научила ее скрытничать.
Франческо сдержал данное ей слово, ибо, в то время как служебные обязанности удерживали Пьетро Бонавентури во дворце, принц едва ли не каждую ночь отлучался оттуда и все эти ночи проводил с Бьянкой в Палаццо Мондрагоне. Эти отлучки сделались настолько частыми, что о них известили Козимо, и 25 февраля 1569 года он написал сыну следующее письмо:
«Одинокие ночные прогулки по улицам Флоренции не несут с собой ничего хорошего ни для чести человека, ни для его безопасности, особенно если совершать их каждую ночь входит в привычку, и мне не стоит говорить Вам, к каким дурным последствиям может привести подобное поведение».
Вне всякого сомнения, Франческо решил, что Козимо прав, ибо через несколько недель после своей свадьбы, не считая нужным таиться долее, он обставил для Бьянки очаровательный дворец на улице Маджо. Оставался Бонавентури, но в этом отношении он оказался более покладистым, чем можно было ожидать, и к тому же в свой черед завел в городе любовницу.
И в самом деле, атмосфера придворной жизни сделала его высокомерным и заносчивым; чувствуя поддержку со стороны молодого великого герцога, никогда не оставлявшего его без денег, дни он проводил в увеселениях, а ночи — в разгулах, и в разгар всего этого случилось так, что он безумно влюбился в одну из самых знатных флорентийских дам, чье имя история не называет, однако это та самая особа, которую можно увидеть изображенной в облике Марии Магдалины в капелле Кавальканти церкви Санто Спирито. Ее родственники не находили ничего дурного в том, что у нее может быть любовник, но не хотели, чтобы это был человек подобного пошиба, и потому всей силой своей власти воспротивились любовной страсти Бонавентури. Он же весьма быстро освоился с тем, что никто ему не прекословил, и, затеяв у себя дома ссору с одним из племянников этой дамы, ударил его по лицу, а затем, схватив пистолет, лежавший на столе, стал угрожать своему обидчику, что пристрелит его, если тот по-прежнему будет вмешиваться в дела, которые его не касаются. Племянник, не желая драться на дуэли с человеком столь низкого происхождения, подал жалобу великому герцогу Козимо; великий герцог, выказывая присущие ему спокойствие и сдержанность, выслушал жалобщика и, ничего не ответив, подал ему знак, что все будет в порядке и он может удалиться. Неделю спустя на Бонавентури, возвращавшегося ночью домой, напала банда вооруженных людей, которые нанесли ему двадцать пять ранений; в итоге на рассвете его обнаружили мертвым в тупике возле моста Святой Троицы, у начала Виа Маджо.
