Затем вышел закон против человекоубийц, закон, ставивший виновного вне всех других законов, обещавший вознаграждение любому, кто убьет его, и двойное вознаграждение тому, кто живым сдаст его властям; кроме того, убийца, коль скоро ему удалось избежать прилюдной или тайной казни, приговаривался, причем без права на амнистию и помилование, на вечное изгнание из отчизны, но, если убитый им был бунтовщиком или изгнанником, это вновь открывало ему ворота Флоренции.
Но следовало не только карать за бунты и убийства, но и предупреждать их. Козимо разделил город, усмиренный предшествующим законом, на пятьдесят кварталов и к каждому из них прикрепил двух официальных доносчиков, ежегодно сменявшихся и по жребию избиравшихся из числа самых опытных соглядатаев; им не полагалось раз и навсегда установленного жалованья, однако они получали вознаграждение, соразмерное важности оказанных ими услуг; кроме того, они не подлежали заключению в долговую тюрьму.
После политики настал черед религии; добившись повиновения великому герцогу, озаботились почитанием Бога: был издан закон, согласно которому всякому богохульнику протыкали гвоздем язык.
Придя к власти, Франческо I застал Флоренцию усмиренной: крепость Сан Миньято держала ее в узде; он застал морское побережье Тосканы очищенным от турецких и варварийских корсаров: их изгнали рыцари ордена Святого Стефана, учрежденного его отцом; он застал крепости Ливорно и крепость Порто Феррайо застрахованными от любого нападения извне и изнутри: Козимо усилил их; он застал изгнанников уставшими от своей ссылки, ибо Лоренцино (их Брут) был убит в Венеции руками Бебо и Риччо да Вольтерра, а Филиппо Строцци (их Катон) был заколот в тюрьме, своей кровью взывая к мстителю, который так и не явился.
Что же касается флорентийской торговли, то при Козимо она из нищей и разоренной сделалась успешной и богатой: взойдя на престол, он не застал во Флоренции, во времена Карла VIII изобиловавшей рынками, фабриками и мануфактурами, ни стекольных фабрик, ни свечных мануфактур, а вступив в брак с Элеонорой Толедской, был вынужден выписать из Неаполя все столовое серебро, необходимое для домашнего обзаведения, ибо на родине Бенвенуто Челлини отсутствовали мастера-литейщики и художники-чеканщики! Более того, мастерство шерстоткачества, с давних времен служившее источником флорентийских богатств, опустилось так низко, что в те же годы, когда недоставало решительно всего, в городе было лишь шестьдесят три торговых дома, занимавшихся этим ремеслом, тогда как в 1551 году, то есть спустя десять лет, их насчитывалось уже сто тридцать шесть.
