Медичи. Гвельфы и гибеллины. Стюарты | страница 37
Неудивительно поэтому, что за шесть лет правления Алессандро против него не раз устраивались заговоры. Филиппо Строцци передал огромные деньги одному монаху-доминиканцу из Неаполя, имевшему, как считалось, большое влияние на Карла V, чтобы тот уговорил императора вернуть Флоренции свободу. Джанбаттиста Чибо, архиепископ Марсельский, зная, что у его невестки, расставшейся с мужем и жившей во дворце Пацци, любовная связь с Алессандро, решил убить его, когда он придет туда на свидание; а поскольку было известно, что Алессандро всегда носит под одеждой искусно сработанную кольчугу, не пробиваемую ни шпагой, ни кинжалом, Чибо наполнил порохом сундук, на который обычно садился герцог, приходя к маркизе, и намеревался взорвать его; но заговор Чибо, как и все те, что за ним последовали, был раскрыт. Все, кроме одного. Правда, в этом заговоре состоял лишь один человек, которому предстояло стать и его исполнителем. Этим заговорщиком был Лоренцо Медичи, принадлежавший к младшей ветви рода — той, что отделилась от главного ствола вместе с Лоренцо, братом Козимо Старого, Отца отечества, и, развиваясь бок о бок со старшей, успела в свой черед разделиться на две ветви.
Лоренцо появился на свет во Флоренции 23 марта 1514 года; родителями его были Пьерфранческо деи Медичи, приходившийся правнуком Лоренцо, брату Козимо, и Мария Содерини, женщина большого ума и образцовой скромности.
Лоренцо рано лишился отца, и, поскольку тогда ему едва исполнилось девять лет, начатки образования он получил под надзором матери; но учение давалось мальчику очень легко, так что вскоре он вышел из-под материнской опеки, и дальнейшим его воспитанием занимался Филиппо Строцци. Тут-то и сформировался этот странный характер — насмешливый и беспокойный, сотканный из страстных порывов и сомнений, неверия, самоуничижения и надменности, и даже его ближайшие друзья, перед которыми ему не было нужды притворяться, никогда не видели его два раза подряд с одним и тем же выражением лица. Он льстил всем, не уважая никого, любил красоту, не различая пола, — это был один из тех гермафродитов, какие по прихоти природы появляются в эпохи упадка. Время от времени из этой смеси разнородных качеств возникала страстная жажда славы и бессмертия, тем более неожиданная, что тело, служившее ей вместилищем, было хрупким и женственным — за это юношу называли не иначе как Лоренцино. Ближайшие друзья никогда не видели его ни смеющимся, ни плачущим — он лишь высмеивал и проклинал. В такие минуты лицо его, скорее миловидное, чем красивое, ибо он был смугл от природы и хмур, выражало поистине адскую злобу, и, хотя выражение это появлялось лишь на миг, словно молния, самым храбрым становилось не по себе. Когда Лоренцо было пятнадцать лет, папа Климент VII, возымев к нему какую-то странную привязанность, вызвал его в Рим, и у юноши несколько раз возникало желание убить своего покровителя; вернувшись затем во Флоренцию, он принялся всячески угождать герцогу Алессандро с такой ловкостью и таким раболепием, что вскоре стал не просто одним из его друзей, но, быть может, его единственным другом.