Услышав шаги секретаря, Бонапарт слегка обернулся.
— А, это вы, Бурьенн, — сказал он. — Я звонил Ландуару, чтобы он позвал вас.
— Я спустился в покои госпожи Бонапарт, генерал, полагая, что застану вас там.
— Нет, я спал в большой спальне.
— О, — воскликнул Бурьенн, — в кровати Бурбонов!
— Да, конечно.
— И как вам там спалось?
— Плохо; доказательство же этому состоит в том, что я уже здесь и вам не пришлось меня будить. Постель там для меня слишком мягкая.
— Вы прочли те три письма, что я отложил для вас, генерал?
— Да. Вдова старшего сержанта консульской гвардии, убитого при Маренго, просит меня быть крестным ее сына.
— И что следует ей ответить?
— Что я согласен. На крестинах меня заменит Дюрок; ребенка назвать Наполеоном, матери назначить пожизненную ренту в пятьсот франков, которая затем перейдет к ее сыну. Так ей и напишите.
— А что ответить женщине, которая, веря в вашу удачу, просит назвать ей три выигрышных числа для лотереи?
— Это сумасшедшая. Но, коль скоро она верит в мою счастливую звезду и, по ее словам, никогда прежде не выиграв, уверена, что ей повезет, если я назову три числа, ответьте ей, что в лотерею выигрывают лишь в те дни, когда ставки на нее не делают, доказательством чему служит то, что, ни разу не выиграв в те дни, когда ставки она делала, ей удалось выиграть триста франков в тот день, когда сделать это она забыла.
— Стало быть, я пошлю ей триста франков?
— Да.
— А последнее письмо, генерал?
— Я начал читать его, когда вы вошли.
— Продолжайте, оно будет вам интересно.
— Прочитайте его мне; почерк дрожащий, и он меня утомляет.
Бурьенн, улыбнувшись, взял письмо.
— Я знаю, что заставило вас улыбнуться, — сказал Бонапарт.
— Сомневаюсь, генерал, — возразил Бурьенн.
— Вы подумали, что тот, кто разбирает мой почерк, в состоянии разобрать любой почерк, даже кошек и прокуроров.
— Признаться, вы попали в самую точку.
И Бурьенн начал читать.
«Джерси, 26 января 1801 года.
Я полагаю, генерал, что теперь, когда Вы вернулись из Ваших великих походов, не будет бестактностью прервать Ваши каждодневные труды, дабы напомнить Вам о себе, ибо, хочется верить, мое восемнадцатилетнее пребывание в Аяччо не полностью изгладилось из Вашей памяти. Однако, возможно, Вы удивитесь, сколь незначительно обстоятельство, служащее темой письма, которое я имею честь писать Вам. Вы ведь припомните, генерал, что, когда Вашему покойному отцу предстояло забрать Ваших братьев из коллежа в Отёне, а оттуда отправиться в Бриенн, чтобы навестить Вас, у него не оказалось наличных денег; он попросил у меня двадцать пять луидоров, которые я с удовольствием одолжил ему. После своего возвращения он не имел возможности вернуть их мне, и, когда я покидал Аяччо, Ваша матушка надумала продать кое-какое столовое серебро, чтобы вернуть мне долг. Я отверг подобное предложение и сказал ей, что она расплатится, когда будет в состоянии сделать это, и что я оставлю г-ну Суире расписку Вашего отца, так что срок уплаты она вправе перенести по своему усмотрению. Я полагаю, что ей так и не представился благоприятный момент для того, чтобы, прежде чем грянула Революция, осуществить свое желание.
