В древности о Финляндии совершенно ничего не было известно. В XII, XI и X веках там обитали чудские племена, затерянные во мгле, которая только в XII веке, благодаря христианству, начинает мало-помалу рассеиваться. Триста лет спустя эта земля становится предметом раздора между шведами и русскими. По Выборгскому миру 1609 года и Столбовскому миру 1617 года она переходит к Карлу IX и Густаву Адольфу. Петр I, в соответствии с Ништадтским договором, получает обратно часть Карелии, а Елизавета, в соответствии с Абоским договором, — некоторые области Финляндии; наконец Александр, по Фридрихсгамскому мирному трактату, подписанному в 1809 году, присоединяет к России всю остальную Финляндию вместе с Восточной Ботнией.
Скажем попутно — потом, боюсь, мы забудем об этом упомянуть, — что на Торнио можно увидеть не только солнце в полночь с 23 на 24 июня, но и, причем в любое время года, обелиск, установленный в память об измерениях, которые произвел там в 1736–1737 годах наш соотечественник Мопертюи, имея целью определить форму Земли.
Кстати, этот обелиск несколько напоминает тот, который русские установили в Бородине на месте расположения Главного редута, чтобы прославить победу, одержанную там над нами.
Мы собираемся посетить это поле битвы, где остались лежать, уснув вечным сном, пятьдесят три тысячи воинов!
Прошу прощения, я чуть было не забыл еще об одном памятнике, нисколько не меньше связанном с историей, но, пожалуй, более своеобразном. Он, правда, находится не в Финляндии, а в Швеции.
В том месте, где по возвращении из финского похода высадился Густав III, оставивший о себе странную память, стокгольмские буржуа — а буржуа всюду одинаковы! — поставили его бронзовую статую. Скульптор, несомненно в предвидении того, что королю, которому посчастливилось стать героем одной из опер-балетов нашего собрата по перу Скриба, суждено умереть в бальной зале, изобразил его с согнутым коленом и приподнятой ногой, как если бы он вознамерился выполнить вторую фигуру кадрили.
Король демонстрирует своей столице только что завоеванную им корону.
Должно быть, в тот день, когда гасконец Бернадот торжественно вступил в Стокгольм как наследник Карла XIII, среди зрителей были те самые буржуа, которые содействовали установке памятника Густаву III, и теперь они кричали: "Да здравствует Карл Юхан!"
Памятник, во всяком случае, там был, но он определенно ничего не кричал. Поистине, лишь бронза не меняет своих убеждений, если, конечно, ее не отправят на переплавку.
