В это время на горизонте появляются две яхты.
Присутствие императора может все изменить.
Талызин велит бить в набатный колокол. Гарнизон выстраивается на крепостных стенах; двести канониров с зажженными фитилями стоят возле двухсот пушек.
В десять часов вечера прибывает императорская яхта и готовится высадить на берег своего именитого пассажира.
— Кто идет? — кричат с крепостной стены.
— Император! — отвечают с яхты.
— Нет больше императора! — кричит Талызин. — И, если яхты еще хоть на шаг приблизятся к порту, я прикажу открыть огонь.
На борту императорской яхты начался страшный переполох; капитан, которому показалось, что он уже слышит свист ядер, взял рупор и крикнул:
— Мы удаляемся; дайте нам только время отойти!
И в самом деле, яхта, маневрируя, чтобы удалиться, повернула на другой галс, сопровождаемая криками "Да здравствует императрица Екатерина!", которыми приветствовали это бегство.
И тогда император зарыдал.
— О, я отлично вижу, что это общий заговор, — произнес он.
Чуть живой, он спустился в каюту вместе с Елизаветой Воронцовой и ее отцом — единственными придворными, осмелившимися последовать за ним.
Оказавшись за пределами дальнобойности пушек, яхты остановились, и, поскольку император был неспособен отдать какой-либо приказ, моряки, не зная, что делать, стали лавировать между крепостью и берегом.
Так прошла ночь.
Миних находился на палубе и, спокойно глядя на звезды, шептал:
— Что, черт возьми, мы делаем на этой галере?
Тем временем войска императрицы двигались на Петергоф, полагая, что там им предстоит встретиться с гольштейнскими солдатами.
Однако, увидев, что император бежал, гольштейнцы вернулись в Ораниенбаум, и в Петергофе остались лишь вооруженные косами бедняги-крестьяне, которых согнали туда гусары.
Орлов, шедший впереди в качестве разведчика, набросился на этих мужиков, не раздумывая о том, насколько они многочисленны, и с криками "Да здравствует императрица!" рассеял их, нанося им удары саблей плашмя.
Между тем подошла вся армия, и Екатерина вернулась самодержицей в тот самый дворец, который за сутки до этого она покинула как беглянка.
Около шести утра император велел позвать Миниха.
— Фельдмаршал! — обратился к нему Петр III. — Мне надо было следовать вашим советам, и я раскаиваюсь, что не послушал их. Вы, кто не раз попадал в крайне тяжелое положение, можете сказать, что мне делать?
— Ничего не потеряно, ваше величество, — ответил Миних, — если только вы соблаговолите выслушать меня.
