И в самом деле, в нашу карету впрягали иногда восемь, а иногда и десять мулов. Эти восемь или десять мулов с их уже начавшей по-зимнему отрастать шерстью, состриженной только на спине, при взгляде на них сверху казались гигантскими крысами, запряженными в карету феи. Три человека погоняли мулов и управляли каретой: м а й — орал, сагал и с ота-коч ер о. Майорал соответствует нашему кондуктору, сота-кочеро — нашему форейтору, а вот понятию «сагал» нет аналога ни в одном языке и, смею утверждать, ни в одной стране.
Сагал — не человек, а скорее, обезьяна, снующая вверх и вниз, неистовый демон, прыгающий тигр; он не шагает — а носится, не говорит — а кричит, не предупреждает — а бьет. Сагал помещается рядом с майоралом на небольшой доске, укрепленной перед кузовом кареты; на это место он имеет право, но фактически его не занимает. Он никогда там не сидит; он носится повсюду, постоянно кричит и жестикулирует. Чтобы заставить мулов бежать, все средства для него хороши: камни, хлысты, палки! Та брань, какую он обрушивает на них в течение часа, обогатила бы годичный репертуар самого грубого из наших возниц. Когда мулы идут рысью, он тоже пускается рысцой; они переходят на галоп — он тоже; мулы несутся во весь опор — он не отстает от них; стоит им понести — он их обгоняет и останавливает. Это дилижансная муха из басни, но муха деятельная, со страшным жалом, ненасытным хоботком и грозным, как рычание льва, жужжанием. Карета без сагала — это обыкновенный дилижанс, а с ним — это орел, летящий в погоне за облаком, это ветер, несущийся вслед за вихрем. Почему при этом карета не ломается, не рассыпается, не переворачивается?! Предоставляю объяснять это людям более сведующим, чем я.
Пару слов о сота-кочеро; обычно это мальчишка лет четырнадцати-пятнадцати, сидящий на первом слева муле. Его называют испанским словом, означающим «приговоренный к смерти». В самом деле, бедняга садится верхом в Байонне и мчится во весь опор до самого Мадрида, то есть в течение двух дней и трех ночей, и потому на последних почтовых станциях его обычно снимают с седла, которое он покидает лишь для того, чтобы занять новое.
На всех трех были живописные костюмы: остроконечные шапки, бархатные куртки с отделкой, красные кушаки, широкие штаны, а на ногах — сапоги или сандалии. Словом, не говоря уж о том, что испанский дилижанс несется много быстрее нашего, эта троица — майорал, сагал и сота-кочеро — выглядит в тысячу раз занимательнее, чем наша пара — кондуктор и возница.
