Сто лет спустя Фабий, Домиций, П.Манлий, Аврелий Котта, К.Марций Per, Марий, Помптин и Цезарь, несмотря на поражения Силана, Кассия, Скавра, Цепиона и Маллия, подчинили остальную Галлию, а Октавиан разделил ее на семнадцать римских провинций.
Спускаясь по Роне от Лиона до Марселя, мы восстановим в памяти всю историю этого завоевания благодаря памятникам, которое оно оставило после себя.
Что же касается Лиона, куда мы прибыли, то город этот был так незначителен во времена покорения Галлии, что Цезарь прошел рядом с ним, не разглядев его и не дав ему имени; однако он остановился на том холме, где теперь находится Фурвьер, расположил на нем свои легионы и окружил свой временный лагерь рубежом такой глубины, что пыль прошедших затем девятнадцати веков не смогла засыпать полностью рвы, вырытые острием его меча.
Через какое-то время после смерти этого завоевателя, покорившего триста народов, Луций, один из его сподвижников, сопровождаемый несколькими солдатами, которые остались верны памяти своего полководца, и отыскивавший место, где можно было основать колонию, был остановлен у места слияния Роны и Соны довольно значительным числом жителей Вьенна: будучи оттеснены аллоброгами, спустившимися со своих гор, они поставили свои шатры на этой узкой полосе земли, естественным образом укрепленной громадными рвами, которые были вырыты рукою Господа и до краев заполнены быстрыми водами реки и ее притока. Изгнанники заключили договор о союзе с побежденными, и вскоре словно из-под земли выросли основания города, названного Луциев Дунум[8]и через короткое время ставшего цитаделью Галлии и центром, который связывал четыре большие дороги, проложенные Агриппой и доныне пересекающие современную Францию от Альп до Рейна и от Средиземного моря до океана.
Тогда шестьдесят городов Галлии признали Луциев Дунум своим владыкой и на общие средства воздвигли храм, посвященный Августу, которого они признали своим богом.
Во времена Калигулы этот храм изменил свое предназначение, или, вернее, изменилось свершавшееся в нем богослужение: он стал местом заседаний академии, одно из установлений которой дает полное представление о нраве основавшего ее императора-безумца. Это установление гласило, что те из академических соискателей, кто подаст худшую работу и будет отвергнут в пользу создавшего лучшую, должен будет полностью стереть эту работу собственным языком или, если это покажется ему предпочтительнее, будет брошен в Рону.
