Мы с Савви направляемся к озеру, откуда доносятся звуки, и она, к моему удивлению, издает короткий смешок. Она на секунду смягчается, от чего я вижу в ней что-то знакомое, и дело не только в наших похожих лицах.
– Утиный остров, – говорит она, с нежностью указывая на клочок земли посреди озера.
Птичий заповедник настолько зарос деревьями, что, несмотря на его крохотные размеры, вы все равно не сможете увидеть сквозь него противоположный берег озера.
Я едва ли хочу говорить об этом. Я странно чувствую себя рядом с ней, будто ощущаю, как она оценивает во мне то, что я еще не изучила сама. Но тишина более угнетает, чем моя болтовня, поэтому я говорю:
– Когда я была маленькой, мне казалось, что Утиный остров – это что-то вроде королевства, в котором всем заправляют утки.
Я не ожидала увидеть на ее лице недоверчивую улыбку, когда она поворачивается ко мне.
– Я тоже так думала, – говорит она. – Раз людям нельзя туда заходить. Будто это какой-то тайный утиный мир, да?
Впервые я вижу ее настоящей и такой человечной. Все в ней: прямая осанка, проницательный взгляд, задумчивые паузы перед тем, как заговорить, – казалось продуманным и спланированным, будто мы живем в ее ленте инстаграма, а каждое мгновение записывается туда и выносится на суд всего мира.
Но она снова одаривает меня ухмылкой, граничащей с усмешкой, и словно кто-то приоткрывает завесу между нами, обнажая глубину ее души, в которой я не могу не разглядеть свои черты.
Может, именно поэтому меня вдруг пронзает чувство, что я обязана сказать:
– Я была там.
Ухмылка сходит с ее лица.
– На Утином острове?
Я киваю, возможно, слишком энергично, пытаясь реабилитироваться в ее глазах.
– Мы с моей подругой Конни… как-то плавали там на каяке. Просто из любопытства.
Савви окидывает меня оценивающим взглядом: на ее лице снова появляется выражение «я взрослая, а вот ты еще нет».
– Нельзя этого делать.
Она права. Учитывая, что остров носит статус заповедника, по всему парку висят таблички, запрещающие туда заходить. Но дети и каякеры постоянно бродят по нему. Если в Грин-Лейк и есть официальная организация, запрещающая это делать, я ни разу не замечала, чтобы она действовала.
– Я знаю, – тараторю я. – Но мы были очень осторожны. Мы даже на сошли с лодки.
– Тогда в чем смысл?
Показываю старый фотоаппарат Поппи, который сегодня взяла вместо Китти. Я редко беру его с собой, учитывая мою не самую обнадеживающую историю содержания вещей в целости и сохранности, но иногда мне нужно, чтобы он был рядом. Это своего рода талисман – ощущение его веса на моей шее вселяет в меня уверенность.
