Милорд закрыл ладонями свое красивое лицо, и, пока он, съежившись, сидел так и, постанывая, раскачивался из стороны в сторону, она смотрела на него с нескрываемым торжеством. Наконец он собрался с духом, поднял голову и откинул со своего чистого лба мягкие пряди каштановых волос. Он все еще пытался найти изъян или слабое звено в рассуждениях Марии, противопоставить им какой-нибудь контрдовод, но ни одной здравой мысли на ум не приходило.
— Нет, это невозможно! — воскликнул он. — Они не смогут! Не посмеют!
Мария сардонически рассмеялась.
— Ну-ну, надейтесь. Они ведь такие нерешительные… Только лучше бы вы прикинули, чего они уже успели добиться. Главное — я теперь пленница, и меня не выпустят, пока не добьются всего, чего пожелают. А может быть, и тогда не выпустят, — добавила она грустно.
— О, этого не может быть!
— Может, — твердо сказала она, а потом продолжила с новым жаром: — Вы ошибаетесь, если думаете, что сами в лучшем положении. Разве вы не такой же узник, как я? Неужели вам позволят делать что угодно? — И, видя его возрастающий страх, нанесла рискованный удар наугад: — Меня будут стеречь, пока не вынудят добавить мою подпись к вашей и помиловать всех участников последнего заговора.
Бегающие глазки Дарнли свидетельствовали, что Мария попала в цель. Она убежденно продолжала:
— Для этого вы им и нужны. А когда ваша миссия завершится, вы станете помехой. Как только с вашей помощью предатели добьются от меня гарантий своей безопасности, они разделаются с вами. Да я просто уверена, они с самого начала собирались это сделать — избавиться от вас навсегда… Кажется, до вас доходит, наконец!
Дарнли вскочил с кресла и, сцепив руки, нервно забегал по комнате; его лоб покрылся капельками пота.
— Боже мой! — лепетал, задыхаясь, жалкий интриган.
— Да-да, милорд, вы сами себе вырыли яму.
Мария искусно нагнала на него страху. Сломленный, милорд пал пред нею на колени и схватил ее за руки, моля о прощении. Он посыпал голову пеплом и обзывал себя последним глупцом. Черт попутал его искать поддержки у ее врагов.
Мария скрыла отвращение к его трусости под маской снисходительной доброты.
— Моих врагов, — грустно повторила она. — Скажите лучше, ваших собственных. Не из любви же к вам они отправились в изгнание. Вы бездумно призвали их назад и в то же время связали мне руки. Теперь я, даже если бы хотела, ничем не смогу вам помочь.
— Вы сможете, Мэри! — закричал Дарнли. — Если вы откажетесь подписать им прощение, то сможете!
