— Наше доверие к вашему отцу, синьор Просперо, обошлось нам слишком дорого вчера ночью. Более четырехсот человек потеряно, из них семьдесят убиты на месте. Вы, вероятно, еще не слышали, что наш кузен недавно скончался от полученных ран. Этот памятный подарок я привез из Портофино. — Он показал на свою руку. — А в том, что я сохранил свою жизнь, нет вашей заслуги.
Этот наскок тотчас же поддержал другой племянник, что немало удивило Просперо.
— Дело в том, что наша вера поругана. Нам расставили ловушку. Гнусное вероломство, за которое мы должны благодарить дожа Адорно.
С царственной сдержанностью Просперо холодно переводил свои ясные глаза с одного напыщенного болтуна на другого.
— Господа, мне столь же непонятны ваши слова, как и ваши манеры. Не хотите ли вы сказать, что мой отец ответствен за провал вашей безрассудной попытки высадиться?
— Безрассудной попытки! — взорвался Филиппино. — Боже мой!
— Я сужу по тому, что мне рассказали прошлой ночью. Столь быстрый и мощный отпор доказывает, что ваше приближение вряд ли было достаточно осторожным. Не следовало предполагать, что в таком уязвимом месте испанцы будут дремать.
— О, если бы то были испанцы! — взревел Джаннеттино. — Но об испанцах и речи нет.
— Что значит — и речи нет? Прошлой ночью вы рассказывали о том, как ваш тайный отряд столкнулся с превосходящим количеством имперских войск.
Наконец вмешался Андреа Дориа. Его тихий голос, спокойные мягкие манеры резко контрастировали с яростью его племянников. Вспыльчивость была ему несвойственна.
— Теперь мы знаем лучше, Просперо. У нас есть несколько пленных. Они не испанцы, а генуэзцы из милиции. И теперь мы знаем, что руководил ими сам дож.
Просперо изумленно уставился на них.
— Мой отец повел войска генуэзцев против вас? — Он едва не рассмеялся. — В это невозможно поверить. Моему отцу известны наши цели.
— Означает ли это, что он им симпатизирует? — спросил Джаннеттино. — Мы полагали…
Просперо мягко перебил его:
— Сомнение в этом оскорбительно для него.
Андреа вновь вмешался в разговор.
— Будьте терпимы к их горячности, — увещевающим тоном попросил он. — Смерть Этторе стала для нас ударом. В конце концов, мы должны помнить — а может, нам и ранее не следовало забывать об этом, — что дож Адорно получил герцогскую корону от императора. Он может опасаться потери всего того, что обрел с приходом императора к власти.
— С чего бы? Он был избран при поддержке генуэзцев и не может быть низложен. Господа, должно быть, ваши сведения столь же ложны, как и ваши предположения.
