И если очень потороплюсь, то до темноты до места я доберусь.
А по темноте что-то вокруг цели шарахаться не слишком хочется. Во-первых, там сам черт ногу сломит, а мне сейчас только травмы для полного счастья не хватало, а, во-вторых, крадущаяся темною порою фигура подозрения вызывает куда больше, чем обычный прохожий средь бела дня. Аксиома.
* * *
— Ты Петрович? — Уточнил я у слегка плутоватого на вид мужичка.
Тот неохотно оторвал взгляд от журнала с кроссвордами, на который. похоже, просто тупо смотрел вот уже несколько минут. Гостю он явно не был рад.
— Кому Петрович, а кому и Сидор Васильевич! — Злобно донеслось откуда-то из некогда рыжей всклокоченной бороды.
— Не бузи! — Порекомендовал я, ударив по столу его конурки… Донышком бутылки.
Водочной.
Опухшее лицо тут же просветлело. Появление "законного налога" сторож небольшого гаражного кооператива, расположенного в довольно удаленном районе (про такие люди меж собой обычно говорят куда проще: "В ебенях!".), воспринял с видимым воодушевлением.
— Ага! — Решил мужичок.
— Ну? — Переспросил я.
Мужик окинул меня взглядом. Если бы не предупреждение Азамата, точно решил, что он про меня забудет через два шага. Ан нет, похитрее дядька был.
— Как записать? — Поинтересовался он, довольно сноровисто доставая здоровый, но донельзя замусоленный гроссбух.
Уж не ровесник ли сей фолиант первому здесь поставленному гаражу? Хотя… Если верить его внешнему виду, то первыми тут свои машины парковали еще динозавры.
— Ну, напиши "Джугашвили Иосиф Виссарионович"! — Предложил я, пожимая плечами.
Мужичок мгновенно вскинулся от такого предложения. Аж борода вспушилась в праведном гневе.
— Ты, молокосос, Сталина не трогай! — Ударил он, кулаком по столу, но тут же своей горячности и убоялся.
Бутылка с живительной для него сейчас влагой едва не слетела со стола от таковой горячности.
— Ты нормально давай, — уже куда спокойнее потребовал он. — Могу хоть Клинтоном, хоть Левинской, но Вождя не трогай!
— А если вообще не записывать? — Мне стало уже действительно интересно, в чем сакральный смысл этой процедуры.
Однако подобное предположение возмутило некогда рыжебородого дядьку еще больше.
— Ты мне тут это!.. — Резко заявил он, мгновенно становясь серьезным. — Отчетность не порти!
Только и осталось, что развести руками, оставив на память в грязной учетной книге строку "Люк Вейдерович Скайоукер".
Этот вариант устроил всех.
* * *
— Сынок, закрыл ли ты сараюшку? — Спросил сам себя я.
