– Там показывают анонсы.
– Ну, если я умру сегодня вечером, то хочу знать, что пропущу.
Я взбиваю подушки. Кейт, как обычно, поменяла их и забрала себе все мягкие, которые не сваливаются комками и не вызывают ощущения, что у тебя под шеей камни. Она считает себя вправе поступать так, потому что на три года старше меня, или потому что больна, или потому что Луна вошла в созвездие Водолея, – причина найдется всегда. Я прищуриваюсь, глядя в телевизор. Хотелось бы мне пощелкать каналы, но шансов нет, дело ясное.
– Этот твой Престон какой-то пластиковый.
– Тогда почему прошлой ночью я слышала, как ты шептала в подушку его имя?
– Заткнись! – говорю я.
– Сама заткнись! – Кейт улыбается. – Хотя он, вероятно, гей. Все напрасно, учитывая, что сестры Фицджеральд… – Она морщится и замолкает, не договорив.
Я перекатываюсь на бок:
– Кейт?
Она трет поясницу:
– Да ничего.
Это почки.
– Сходить за мамой?
– Пока не надо. – Она протягивает руку между нашими кроватями, которые стоят достаточно близко, чтобы мы могли прикоснуться друг к другу, если обе захотим. Я тоже тянусь к ней. В детстве мы делали этот мост и проверяли, сколько Барби сможем на нем удержать.
Потом мне снились кошмары, будто меня разрезали на мелкие кусочки и обратно было никак не собрать, какая-нибудь часть терялась.
Отец говорит, что огонь сам угаснет, если не открывать окон и не добавлять топлива. Полагаю, именно этим я и занимаюсь, если разобраться. Папа еще говорит, когда языки пламени лижут тебе пятки, придется проломить стену, и даже не одну, если хочешь спастись. Так вот, когда Кейт засыпает, приняв лекарство, я вытаскиваю из-под матраса кожаную папку и уединяюсь в ванной. Знаю, Кейт за мной шпионит, – я зажала зубцами молнии красную нитку, чтобы узнать, роется ли кто-нибудь в моих вещах без разрешения, однако, хотя нитка оказалась порванной, внутри все цело. Пускаю в ванну воду, чтобы звук был такой, будто я заперлась здесь не без цели, сажусь на пол и считаю.
Если добавить двадцатку из ломбарда, у меня накопилось сто тридцать шесть долларов и восемьдесят семь центов. Этого недостаточно, но как-нибудь управлюсь. У Джесса тоже не было двух тысяч девятисот, когда он купил свой раздолбанный джип, ему выдали какой-то кредит в банке. Конечно, родители должны будут подписать бумаги, а я сомневаюсь, что они охотно сделают это ради меня, учитывая обстоятельства. Вторично пересчитываю деньги, вдруг купюры чудесным образом размножились, но математика точна и скупа – общая сумма остается неизменной. А потом я читаю газетные вырезки.
