- Все так плачевно? - Спросил я его, закрыв режущие от света глаза.
- А сами как считаете? Тяжёлое сотрясение мозга - это Вам не насморк. Бесследно не пройдет.
- До армии стабилизируется?
- Какая армия? Об армии Вам ещё года на два забыть стоит. В идеале, вообще насовсем.
****
- Господи... Господи, сколько это может продолжаться? Скажи мне! Ну же. Блесни своим здравым смыслом.
- Верка, угомонись.
- А как мне угомониться? Ты совсем отбитый что ли? Ты хоть сам понимаешь, куда ты катишься? Нет, Дима. Это уже предел. Думала, ты одумаешься, поймёшь. А ты...
- Что, снова уходишь?
- Не хочу ждать, когда уйдешь ты.
- А как же семья, которая в твоих планах?
- О какой семье может идти речь, если я даже не знаю, чего ожидать завтра? А сидеть и трястись, чтобы тебя не убили и рожать ребенка безотцовщиной я не собираюсь.
- Как патетично, королева. Тебе же нравятся эти чёртовы деньги. Этот достаток. Обеспеченная жизнь.
- Не такой ценой, Дима. Я не деньги эти люблю, а тебя.
- Любишь? Я уже и забыл, когда в последний раз от тебя это слышал.
Верка устало закатила глаза.
- Слушай, королева. Ты ведь знала, на что идёшь, когда наши отношения перетекли в такое русло.
- Завязывай, Дима. Я очень тебя прошу. Завязывай. Иначе...
- Иначе что?
- Иначе, нам не по пути.
- Ну, значит, не по пути.
Внутри все бурлило. Я понимал, что она права. Понимал, что так продолжаться не может. Понимал и то, что хожу по краю. И вместе с тем приходило понимание того, что нормальной жизни у меня не получится. И это понимание выливалось в обессиленную злобу. На себя. На нее. И на весь мир.
- Не завяжешь значит? Это тебе дороже, чем семья?
- А как завязать? Знаешь - скажи.
- Просто взять и поставить точку.
- Если только на себе.
Она хлопнула ладонью по столу. Впервые с ее губ слетела нецензурная брань.
- С тобой можно нормально поговорить? Без твоих извечных остроумных шпилек.
- Давай поговорим, королева. - Я придвинул стул поближе к ней. - Ты видишь только часть дерьма. А я тебе покажу больше. Я не могу завязать. Потому, что у меня нет такого права. Я сам себе не принадлежу. Они захотят, заставят всю жизнь меня пахать на себя. И я буду драться, пока собственной кровью не захлебнусь. А выход из этого только один. Без возможности вернуться. О, да, не раскрывай так глаза, словно ты этого не знала. Хочешь спросить, почему? Хочешь. Потому, что один маменькин сынок не смог однажды уберечь свой зад. И за эту гниль пришлось подставиться мне.
