Вокруг было очень тихо. Обмелевший поток не шумел. Вода на ближнем перекате журчала почти неслышно. Коротко вскрикнул маневровый паровоз. На станции блуждали огоньки: ремонтники и смазчики бродили между составами, осматривая буксы. Ветер донес запах топочной гари, смешанной с ночной сыростью.
— Погодь, Рома, — хрипло выдавил из себя Скирдюк, — два слова скажу.
«Сейчас», — решился он и тут же ощутил на своем запястье сильные пальцы. Он и предположить не мог, что у пианиста такая железная хватка.
— Что это, Степа, с тобой? — вкрадчиво спросил Роман. — Палец на курке держишь? Боишься? Так не бойся: мы же вдвоем.
Скирдюк забормотал что-то невразумительное, гоготнул по-дурному.
— Привычка у меня, Рома, такая. Был случай, прихватили меня сразу трое блатных в похожем на это месте. Чуть ушел живой. С того часа так и хожу, когда стемнеет. Оно спокойнее.
— Угу, — Роман резким движением вывернул ему ладонь, отобрал наган, взвесил его на руке, сунул обратно в кобуру, которая была пристегнута к ремню старшины, щелкнул кнопкой. — Тютя! Кого ты решил на ширмачка прихватить? — Он вдруг, как это водилось у него, приблизился к самому лицу Скирдюка, едва не касаясь его губами, и произнес тихо и внятно: — Меня беречь надо, понимаешь? Беречь, если сам дышать хочешь. И если хочешь, чтоб там, в Володарке, твои дышали. Учти: каждый шаг твой теперь известен.
— Кому? — глупо спросил Скирдюк.
— Господу богу. Считай, пока что — ему, — ответил хмыкнув Роман. И продолжил размеренно: — В ночь под Новый год (запомнить легко) я буду ждать тебя возле багажного склада в половине пятого, как раз, когда на рабочий поезд собираться начинают. Ты меня поздравишь с 1943-им и сообщишь приятную новость: девчонка крепко спит.
— Не пойму я чего-то, Рома.
— Конечно. Сейчас ты стал туповат. У тебя только хватает ума, чтоб сообразить, где кусок сала плохо лежит. — Он прошептал прямо в ухо Скирдюку: — Возьмешь снотворного у своей медсестрички. Пусть не пожалеет для любимого. Порошков шесть, не меньше. Как хочешь, но заставь Нельку выпить: обманом, силой — как удастся. Пусть заснет покрепче.
— Так она ж может и совсем?..
— Да, — жестко подтвердил Роман, — и моли бога, чтоб случилось именно так! Тогда делу конец. А иначе — мы все... Ты — в первую очередь. И жинка твоя с Миколкой твоим...
— Они ж далеко... — пытался возразить отвердевшими губами Скирдюк.
— Ничего. У бога рука длинная. И туда достанет.
— Неужто всё — через те документы Назаркины? Я так и чуял.
