— Рана превосходно заживает, — довольно громко сказала я, не поддержав заговорщический тон Лиона, — Полагаю, Вы уже можете сесть в седло.
— Правда? — подозрительно нахмурившись, спросил мужчина.
— Не думаю, что в Ваших планах оставаться в этом замке надолго, — насмешливо улыбнулась я, — Но если Вы сейчас же отправитесь на север, не забудьте взять с собой немного мази и достаточно теплой одежды. В горах нынче холодно, не то, что на юге. Вы ведь едете на север?
— Да, — растерянно произнес Лион и быстро добавил:
— Вы не хотите меня видеть? Вы гоните меня?
Значит, север. Так я и думала… Сзади едва слышно хмыкнул Паллад. Я вздрогнула и обернулась — сложив руки на груди, мужчина стоял рядом и улыбался, но в его улыбке не было ничего хорошего. Он догадался о моих маневрах, похолодела я, с трудом отводя взгляд. Первым порывом было отступить и сбежать, но я отогнала эту позорную мысль. Отступать нельзя. И никто меня не остановит.
— Нет, я Вас не гоню, — очень тихо сказала я Лиону, наклоняясь и делая вид, что тщательно втираю мазь, — Совсем наоборот. Я буду ждать Вас у Красной башни, в девять вечера. И если Вы скажете об этом хоть кому-нибудь — я пропала.
Он просиял, но я не дала ему ни ответить, ни сделать хоть одно лишнее движение, способное выдать мою тайну наблюдающим за нами людям. Поспешно прикрыв заживающую рану повязкой, я встала и жестом приказала служанкам продолжить.
Надеюсь, леди Оливия Каскор, ты знаешь, что делаешь, сказала я сама себе, и твоя решимость не будет стоить ему жизни.
* * *
Я ушла, не обернувшись. А миновав высокие резные двери, и думать забыла о двух мужчинах, оставленных мною в лечебной палате. У меня впереди было еще слишком много дел.
Чтобы попасть в кладовую, следовало спуститься вниз, в Нижние палаты, не такие роскошные, чем те, что наверху. Верхние палаты (отделанные каменной резьбой и росписью, заставленные богатой мебелью, с отдельным входом со стороны замка, внутренним двориком с фонтаном) чаще всего пустовали, ибо там врачевали раны знати и богатых горожан, зато Нижние обычно ломились от больных. Всяких больных. Вонь, гам, крики и вопли сопровождали каждый мой шаг, от чужих страданий замирало сердце. Не потому ли я целых полгода заставляла себя смотреть на это, чтобы растворить в памяти видение страданий одного-единственного человека, которого не могла спасти? И спустя полгода боль по-прежнему не отпускала, но она научила меня мудрости, научила терпимости.
