– Орацио, ты никогда мне об этом не рассказывал! – воскликнула контесса.
– Дорогая моя, вы с Элизабетой – подруги. Я не хотел тебя расстраивать.
– Что ты сказал сестрам Джанни? – спросила графиня, явно взволнованная его рассказом.
– Сказал, пусть присылают своего юриста к моему. Он объяснит им, что произошло.
– Ты рассказал им, что Джанни пытался провернуть аферу?
– Не думаю, что это было бы корректно, дорогая. Он ведь все-таки их брат.
– Они последовали твоему совету? Прислали юриста?
– Да. Артуро объяснил им условия сделки по продаже акций.
– А твой юрист сказал, что пытался сделать Джанни?
– Я ни словом не обмолвился об этом Артуро, – ответил конте и допил свою граппу.
– И что теперь будет с Джанни? – спросила контесса.
Конте передернул плечами и встал со стула.
– Понятия не имею. Знаю только, что он не так умен, как ему представляется, и не способен устоять перед искушениями – любого рода. А значит, за что бы он ни взялся, это закончится провалом.
Возвращаясь домой, Брунетти и его жена держались за руки – желание, навеянное то ли долгожданным приходом весны, то ли бесчисленными похвалами Паолы в адрес его костюма.
– Я привык считать ее дружелюбным драконом, – сказал Брунетти, надеясь, что Паола поймет, что он имеет в виду.
– Элизабету. – Это был не вопрос, а уточнение.
– Конечно. А ты думала, я говорю о графине Фальер?
После недолгого раздумья Паола сказала:
– Я понимаю, что ты имеешь в виду. Это и правда, и нет.
– Когда мы встречались с ней в доме твоих родителей, контесса Морозини-Альбани не плевалась огнем и дымом, но впечатление было такое, будто ей все равно, нравится она людям или нет. Она без колебаний высказывает свое мнение.
– В нашем кругу ее любят, и Элизабета это знает.
– А я вхожу в этот круг? – спросил Брунетти.
Паола с удивлением взглянула мужу в лицо.
– Конечно! Глупый вопрос, Гвидо. Ты – один из нас. Контесса это знает, потому и предстает перед нами такой, какая она есть.
– То есть?
– Умной, независимой, нетерпеливой, одинокой.
Первые три качества Брунетти признавал за контессой и сам, но четвертое его удивило.
– Почему она дает Меруле деньги? Как думаешь?
– Соглашусь с мамой: это цена, которую Элизабета, по ее собственному убеждению, должна заплатить, чтобы быть принятой в обществе.
– Ты говоришь так, словно у нее это не очень-то получается.
– Гвидо, я знаю этих людей! Бога ради, я – одна из них, неужели ты забыл об этом? У Элизабеты – титулованные предки по отцовской и материнской линии, ее родословная намного длиннее, чем у представителей здешней знати. Но она – сицилианка, и даже не
