– Консультирует?
– Так это теперь называется. Мой знакомый, англичанин, захотел перестроить piano nobile[72] в одном палаццо возле Риальто, но для этого пришлось бы разобрать стену с фресками шестнадцатого столетия. Он обратился к моему соседу за консультацией, а потом получил разрешение.
– Разве это возможно? – Брунетти спросил из искреннего любопытства, не собираясь заниматься этим случаем профессионально.
– Фрески были скрыты за фальшстеной, возможно, несколько веков, и нашли их рабочие, демонтировавшие эту самую стену, так что ни в каком реестре культурных ценностей они не числятся. Рабочие, все поголовно, – молдаване, и им все равно. Поэтому после консультации стену с фресками благополучно снесли.
– Этот консультант – он же венецианец?
Об этом можно было бы и не спрашивать. Брунетти прекрасно знал, о ком идет речь, и слышал немало историй о разрешениях на строительство и о том, что нужно делать, чтобы их получить, но из внутреннего самоедства хотел услышать подтверждение.
– Они все – венецианцы. – Конте произнес это слово с таким отвращением, словно речь шла о педо-или некрофилах. – И те, кто решил, что круизные суда и впредь будут сотрясать город, до обрушения, и загрязнять его, словно это какой-то Пекин; и те, кто настаивает, что проект MOSE, который обещает нам столько чудес, сработает; и те, кто управляет единственным казино на планете, работающим себе в убыток.
Брунетти слышал это годами, тысячу раз повторял сам, ну и что? Он произнес вслух вопрос, который часто задавал самому себе:
– И что вы собираетесь предпринять?
Конте посмотрел на него с искренней симпатией.
– Я так рад, что мы наконец-то начали разговаривать друг с другом, Гвидо. – Тесть отпил из бокала и поставил его на стол. – Последние пять лет я делаю единственное, что могу.
– А именно?
– Увожу деньги из страны. Инвестирую их в государства, у которых есть будущее, там, где имеется верховенство права. – Граф помолчал немного, словно ожидая следующего вопроса.
– И что же это за государства?
– В основном те, что расположены на севере Европы. А также США. И Австралия.
– Но не Китай?
Конте поморщился.
– Верховенство права, Гвидо! Не хочу попасть из огня да в полымя. Не желаю, покинув страну, где законы не работают, а политики погрязли в коррупции, оказаться там, где вообще нет никаких законов, а политическая система коррумпирована еще больше.
Брунетти пробежал мысленным взглядом по карте, отыскивая еще какое-нибудь государство, где главенствует закон и где – главное, что заботило его тестя! – деньги будут в полной сохранности. Ища безопасности на этом сине-зелено-бежевом шарике, подвешенном в невесомости, Брунетти осознал, что человек чувствует себя физически защищенным в тех странах, где деньги также защищены. А может, за последние годы он заразился от тестя жаждой накопительства и на самом деле все наоборот и деньги в безопасности там, где людям ничего не угрожает?
