Дальше я летел максимально быстро и не отвлекался на содержимое камер, пока не врезался в стену. Внешне она ничем не отличалась от десятков стен, что я преодолел до этого. И тем не менее, препятствие не пропускало меня. Скользнув в коридор, я чуть не вошел в охранника. Мерзкое должно быть зрелище — человеческое тело изнутри. Номер камеры оказался знаком: именно здесь содержался особо опасный объект Светлячок. Помимо пары бойцов с автоматами, на дверь навесили панель из стекла. Она искрилась в свете ламп, будто цельный кусок льда, и каким-то образом экранировала мою проекцию. Это место просто полно чудес!
Решив больше не рисковать, оставшийся путь я проделал по знакомому коридору. На подлете к палате обнаружились первые проблемы: дверь моей камеры распахнута настежь, ближайшая аптечка на стене вскрыта, часть лекарств раскатились по полу. Надеюсь, я там не умер?
Залетев в комнату, я увидел собственную посеревшую физиономию с закатившимися глазами и языком наружу. Странно, но плачевное состояние тела не вызвало никаких чувств. Слишком хорошо я помню, как убого внутри. Столько отвлекающих факторов. Левитировать в виде проекции куда приятнее. Мое сердце явно остановилось, но я не ощущал никакой боли. Значит, если меня в таком состоянии застрелят или проткнут ножом, проекция даже не почувствует. Интересно, я исчезну или останусь навечно летать безмолвным наблюдателем? Роскошный был бы эксперимент, а главное, не придется возвращаться в этот вонючий мешок из плоти. Два охранника торопливо делали мне искусственное дыхание и непрямой массаж сердца. Лишь из жалости к потеющим от натуги бойцам, я залетел обратно в область лба, совместив сознание и тело.
Стоило вернуться, как я начал ловить яркие трипы от прикосновений охранников. Причем двойные, от обоих сразу. В отличие от создания проекции, чтение мыслей не требовало усилий и слабо поддавалось контролю. Единственный известный мне способ остановить живой калейдоскоп — никого не касаться. Трёхмерные картинки из мельтешащих пятен накладывались друг на друга, творя с моим мозгом что-то запредельное.
— Буэээ, — меня снова вырвало, похоже, вестибулярный аппарат не рассчитан на такие выверты сознания. Казалось бы, уже нечем, но в ход пошла желчь и желудочный сок.
— Твою ж… — не успевший отскочить боец оказался заляпан желто-зеленой жижей. — Ожил, покойничек! А ты говорил, после пяти минут клинической смерти не возвращаются.
— Мозги точно спеклись, видишь, ржёт, как дурачок. Где, черт возьми, Андерсен?
