Возле двери, укрепленной зеленоватой каменной плитой, дежурила вооружённая охрана. Я прямо кожей ощущал их страх. Они делали вид, что все в порядке, но часто переглядывались и хватались за дубинки. Пока меня прокатывали мимо, мужчины трижды проверяли пациента через узкое смотровое окно. Причём, я явственно услышал детский плач. В психушку уже младенцев закатывают?
Чем дольше я рассматривал окружение, тем больше возникало вопросов. Возможно, сказалась работа строителем, но взгляд цеплялся за всё подряд. Видеокамеры на потолке защищены бронестеклом. Вокруг ламп освещения чернели дополнительные крепления для светофильтров. Средства пожаротушения и аптечки висели чуть ли не через каждые пять метров и выглядели новыми, а не как обычно — забитыми пылью и просроченными на добрый десяток лет. Тем временем, коляска прокатилась мимо моей камеры и я удивлённо оглянулся на медбрата.
— Сегодня пообедаешь в общей комнате. Не делай глупостей, и такое будет чаще.
Какая честь! За прошедший месяц меня ещё ни разу не вывозили в свет. Мерзкую еду в потертых пластиковых контейнерах проталкивали через смотровое окно трижды в день. Затем роботизированный голос по интеркому просил выбросить остатки в мусоропровод на стене. Насколько я помню, ни разу не нарушал это указание. В лошадиных дозах успокоительного есть своя польза: большую часть времени я валялся на прикрученной к полу кровати и пускал слюни. В узком бетонном мешке банально нечем заняться. Разве что в туалет сходить да душ принять.
— Приехали, дальше своими ножками. Док сказал, ты сможешь, хватит симулировать, — медбрат закатил меня в огромный зал с высоким потолком и отстегнул ремни.
Осторожно поднявшись с кресла, я сделал пару неуверенных шагов. Андерсен прав: голова не кружится, ноги не дрожат. Видимо, та дрянь, которой меня пичкали, окончательно выветрилась. Убедившись, что я не собираюсь бросаться на окружающих, мужчина покатил коляску обратно.
Куда же я попал? Общий зал больше походил на психушку: сомнамбулически покачивающиеся фигуры в одинаковых оранжевых комбинезонах с номерами на груди и спине, мягкие пластиковые ложки и никаких вилок. Только пациентов маловато. Даже если учесть, что не все камеры заполнены, я прокатился мимо доброй сотни дверей, а здесь всего человек десять.
Прежде чем наводить контакты, я решил понаблюдать за местными обитателями. Забрал у мрачного повара поднос с едой и занял центр длинного стола. В закрытых обществах свои порядки и законы. Иные тюрьмы запрещают контакты между заключёнными. В том, что меня посадили в какую-то извращенную версию тюрьмы, я уже практически не сомневался.
