Ой катится веночек по полю
Да просится к хозяину в неволю.
«Бери меня, хозяин мой.
Я уже в чистом поле истомился,
Мелким дождичком размылся
И песочком припылился».
Любил Гриша эти песни щедрого лета, когда с поля до последнего колосочка убран хлеб. И они, школяры, были не гостями на том празднике. Ведь, собирая колоски, еще и соревновались класс с классом, отряд с отрядом — кто больше соберет. Отчаянно соревновались!
Девушки пели обжинковые песни, а Гришины друзья тем временем наслаждались душистым ржаным свежим хлебом.
Ой, споем тебе, хозяин, во весь голос
И поклонимся тебе, хозяин, в пояс.
Председателя нашего величаем,
С урожаем его поздравляем.
Надевали венки на председателя колхоза и на бригадиров, на звеньевых и ударников. Допоздна за праздничными столами засиживались таранивцы, прославляя свой труд, свои руки рабочие, которые всегда пахли хлебом. И мамины, бабушкины, отцовские руки пахли тем же зрелым степным богатством.
А больше всего любил Гриша ходить с отцом по лугам и полям, по лесам. Помнит — весной взял его отец в лес. Вокруг зеленое царство — цветет черемуха, дурманя ароматом голову.
— Ну что ты, Гриша, видишь? — улыбается отец.
— Как что? Лес, весну, вон черемуха зацвела…
— Нет, — мотнул головой отец. — Мало ты видишь. Присмотрись — земля глаза открывает.
Скажет такое отец… Как это земля может глаза открывать? Разве есть у нее глаза?.. Но слова отца не забылись, засели в Гришиной голове. Даже как-то приснилось: земля, похожая на огромную тыкву, открывает глаза, будто сине-черные сливы…
Он внимательно присматривался к буйной зелени, которая лезла через заборы, кудрявилась в канавах, расползалась пышной ботвой по огороду, колючими тыквенными плетями, лопухами на меже. И ему казалось, что это земля смотрела на него своими желтыми — тыквенными, белыми — картофельными, розовыми — чертополоха цветами…
А еще любил Гриша сенокос. Ранним утром, когда лежала щедрая роса, косари садились на телеги и тарабанили на сенокос. Ездили гурьбой, так как сенокос артельный. Сенокос-то артельный, а вот завтраки косарям носили тогда их жены. Только позже кухня и общие обеды появились. А в первые артельные годы каждый косарь высматривал свою. Когда ехали на сенокос, держали острые косы в руках, как знамена, — торжественно, гордо. Косы поблескивали, сияли на утреннем солнце, если уже успевало оно взойти.
По дороге на сенокос песни пели. А эхо далеко разносило те песни.
— Косари поют, — ласково говорили в Таранивке.
