— Да, я не знаю, смертный, — Азура совершенно не обратила внимания на мою вспышку праведного гнева, — Я не всеведуща, таких просто не бывает во вселенной. Даже Хермеус Мора скорее богатый библиотекарь-антиквар, чем всеведущее божество… Я знаю только, что миру грозит опасность, опасность грозит народу, что мне поклоняется, и что Нереварин, Неревар Возрожденный, чью роль тебе и нужно будет сыграть, способен остановить надвигающуюся угрозу. И, если ты примешь мое предложение, Пророчество само проведет тебя дорогой судьбы, и ты совершишь все, что должно. Это все, что я могу сказать.
— Но… Ты хочешь поместить меня в тело другого человека, обитателя совершенно чуждого мне мира… Как я вообще смогу быть полезным и смогу не то, что мир спасти, но и хотя бы просто выжить?
— Твое новое тело будет помнить часть своих навыков, приобретенных до твоего появления, ты не будешь полностью беспомощен. К тому же, у этого мира есть немного времени в запасе, единственное, что я могу сказать наверняка заранее — ты не окажешься сразу в гуще событий, и у тебя будет время, чтобы разобраться в себе и в новом месте. Так ты согласен?
— А что будет со мной, если я откажусь?
— Ничего. Ты останешься там, где есть, я не собираюсь причинять тебе вред…
Такая постановка вопроса меня заставила озадаченно улыбнуться. То есть, вред она причинять не хочет, но вполне способна оставить меня в пустоте навечно? Забавные взгляды на то, что является вредом, а что нет…
— Я полагаю, что выбор у меня не велик, и, если я не хочу остаток вечности провести в одиночестве в темноте, мне остается только согласиться, — я посмотрел на свою собеседницу, — ведь, насколько я понимаю, согласившись, я получу второй шанс на жизнь и смогу продолжить ее после выполнения пророчества?
— Все верно, смертный, если ты пожелаешь остаться в новом для тебя мире, ты будешь волен это сделать.
— В таком случае, я согласен.
Не успел я додумать ответ, как вокруг снова сгустилась темнота, ощущение присутствия Азуры исчезло, и единственным, что я продолжил ощущать, осталось ощущение убыстряющегося полета.
Все это закончилось так же внезапно, как и началось. Миг — и я ощущаю, что лежу на чем-то твердом, явно грязном и пропахшем потом, а мир вокруг меня слегка покачивается и поскрипывает.
* * *
— Эй, спящая принцесса, подъем! — в чувство меня привел несильный, но ощутимый пинок в бок, судя по всему ногой. Медленно разлепив глаза, я понял, что лежу на какой-то грубо сделанной лежанке в тесной каморке с деревянными стенами, а рядом со мной стоит кто-то темнокожий («Данмер», всплыло в моей голове знание того, как называется раса моего соседа) и явно готовится повторить свой пинок-будильник.
