Матвей лез в драку на Семёнова, которому хоть и стукнуло двадцать, но выглядел он мельче и был на голову ниже несбывшегося жениха. Уговаривал Матюха и Клаву, плакал, умолял. Но в ответ получал только насмешки. И в середине июня Клава пошла в сельсовет с Митькой Семёновым. Они сыграли свадьбу, а ровно через неделю началась война, и новоиспечённый муж ушёл вместе с другими односельчанами на фронт.
Матвея же призвали только через год. И весь этот унизительный год он, не понимая себя, таскался за Клавой, даже когда у той заметно округлился живот, даже когда она родила…
– Вот убьют твоего Митьку, и я всё равно на тебе женюсь. И ребёнка усыновлю. И воспитаю, как своего!
– Типун тебе на язык! – кричала ему в ответ Клава. – Да уйди же ты, уйди-и! Ой, грехи мои-и!
И горько, навзрыд плакала, потому что от Семёнова не было вестей давным-давно.
Но когда Матвея забирали на фронт среди других, годных по возрасту ребят, Клава стояла в отдалении у забора с маленьким на руках. Под вой матерей новобранцы споро попрыгали в кузов грузовика. Машина тронулась с места. Матвей привстал, тревожно заозирался по сторонам и увидел Клаву. Та коротко махнула ему и быстро пошла прочь.
Рассвело. Коровин открыл глаза, поднялся. Долину окутывал густой туман. Прислушался. Плотная тишина давила на уши. Где Семёнов? Что с ним? Коровин не знал, что ему делать.
Лошадь лежала на земле и смотрела на него тусклым тёмным глазом, полным глубокой печали. Он подошёл к ней, наклонился, погладил по морде и потянул за уздечку.
– Ну! Ну! Вставай…
Лошадь мотнула головой, дёрнулась, привстала на передние ноги, но тут же повалилась обратно.
– Давай, милая! Давай!
Коровин тянул лошадиную морду за уздечку вверх, уже понимая, что животина не встанет. Стегнул веткой. Раз, другой.
Лошадь испуганно прядала ушами, пучила с натуги глаза, но, обессиленная, валилась набок, и уже клала морду на сырую землю, и вздыхала тягостно, совсем по-человечьи.
Коровин ясно понял, что с Семёновым что-то случилось. Зря он отпустил его одного. И приказ не выполнен, и не знает ничего ни о судьбе товарища, ни о фашистах. Не с чем возвращаться. Надо идти в деревню.
Он с досадой посмотрел на лошадь и встретил её смиренно вопрошающий взгляд:
«Пристрелишь?»
Коровин почувствовал, как по спине пробежали острые мурашки. Его передёрнуло.
«Не могу…» – ответил он одними глазами и, сбежав с пригорка, сделал шаг в туман.
* * *
За столом оставалось человек шесть. Женщины почти все ушли домой. Клубные работницы потихоньку убирали посуду.
