— Эй, — сказал громко, — ты еще не сдох?
Тишина в ответ. А потом — едва слышимый звук, шкрябнуло железом по камню.
— Жив, значит, — удовлетворенно заметил Ксеон, — а я тут обустроился во дворце. Дал задание разыскать твою жену. Надо же утешить вдовушку.
Снова тишина. Ксеон даже дыхание затаил, в надежде расслышать хоть что-то.
Он испытал сильное желание поднять засов, войти в камеру и отвести душу, переломав узнику те ребра, что остались целыми.
Впрочем, Ксеон знал, что скоро кости срастутся. По периметру камеры были щедро разложены артефакты, изготовленные Мельхольмом, и они-то медленно исцеляли изломанное тело.
Так и не дождавшись ответа, Ксеон сказал в темноту:
— Она быстро найдет утешение, даже не сомневайся. Неужели ты думаешь, что она могла любить… тебя? Брось, кто может полюбить такое чудовище, как ты? А я… пожалуй, может случиться, что я буду в ее вкусе.
Что-то слабо звякнуло во мраке, и Ксеон не сдержал торжествующей улыбки.
Аламар Нирс прекрасно все слышал, и наверняка столь же прекрасно осознавал всю безнадежность своего положения.
Она невесомо покачивалась на мягких, шепчущих волнах. Ее медленно несла большая и спокойная река, из темноты и небытия — в такую же непроглядную темень, пропахшую сырыми шкурами, дымом и пригоревшей пищей. Что-то ощутимо придавило ее сверху, большое, теплое, мягкое. По телу прошла дрожь, и беспамятство окончательно отступило, дергая в разные стороны занавес и вышвыривая в так и не окончившийся кошмар.
Вопль застрял в горле. Безумно шаря взглядом во мраке, Дани с трудом разглядела низкий потолок, темную, закопченную стену и бледный, тонущий в темноте огонек магкристалла, накрытый сверху тряпкой.
Она пошарила руками вокруг себя, пальцы встречали мех. Такое впечатление, что она лежала среди шуб и шубой же укрытая.
«Где же я? Всеблагий, только не у них… только не с ними…»
Городские крысы утащили ее в свое логово. Наверняка изнасиловали, а потом решили, что можно забавляться и дальше. Дани прислушалась к собственному телу — ничего не болело. Нигде. Значило ли это, что они решили подождать, пока лакомый кусочек придет в чувство?
Она до крови закусила губу, чтобы не заорать от накатившего ужаса, дикого, животного. Что с ней теперь будет?
«Не хочу… Не хочуууууу!»
Дани вдруг замерла. Запоздало пришло понимание, что рядом кто-то дышит, спокойно и размеренно. Стараясь не делать резких движений, она повернулась к источнику звука. Не разобрать было, кто там, но этот «кто-то» был очень близко. А потом… То тяжелое, что придавливало ее сверху, шевельнулось. Рука! Всеблагий, да это же огромная, тяжелая ручища!
