Брайан услышал мяуканье за дверью.
Карп высунул голову из воды. Теперь он бьется на леске сильнее, чем когда-либо. На этот раз он должен поймать его.
Теперь. Теперь или никогда…
Он не подвинул свой стул даже на миллиметр, удовольствовавшись тем, что повернул туловище, чтобы вытащить ноги из-под стола.
Так, хорошо…
Она не обращала на него внимания, несомненно успокоившись, что за дверью нет никакого неожиданного гостя. Брайан встал и покосился на Вассера, который продолжал безразлично наблюдать за происходящим из своего кресла.
Ничего не говори, умоляю тебя, только ничего не говори…
Его мольбы были услышаны. Вассер не стал подавать сигнал тревоги, и Брайан принял его молчание за безмолвное согласие, нечто вроде одобрения. Вдруг и он мечтает о том же самом? Чтобы у кого-нибудь хватило смелости действовать и положить конец этой совершенно безумной истории.
Брайан почувствовал, как волосы у него на затылке встали дыбом. Он сделал несколько шагов, стараясь ступать как можно тише, отошел на три метра от двери и побежал, испуская громкий клич, знаменующий освобождение.
В то мгновение, когда мадам Вассер обернулась, для нее было уже слишком поздно. Разбежавшись, он подпрыгнул, почти горизонтально вытянув правую ногу.
Удар был страшным.
Подошва кроссовки щелкнула ее будто кнутом чуть выше груди. С воем мадам Вассер опрокинулась навзничь.
Брайан ясно услышал хруст кости, но не мог сказать, из чьего тела он исходил.
Из-за скованных за спиной рук он не смог ни удержать хотя бы подобие равновесия, ни даже смягчить падение. Он рухнул на пол, всем своим весом упав на правое плечо. Его голова ударилась о металлическую окантовку порога.
Перед глазами замелькали черные точки. Плечо пронзила резкая боль, исторгнув из груди длинный стон.
Вставай!
Подняв голову, он увидел мадам Вассер, которая лежала на полу менее чем в метре от него и с хриплым оханьем хваталась за грудь.
По крайней мере, он не промазал.
Чувствуя себя полностью разбитым, Брайан сделал усилие, чтобы поднять верхнюю часть туловища. Затем он скрутился, чтобы пропустить руки под бедрами и просунуть ноги. Вид своих собственных рук произвел на него впечатление неожиданно произошедшего чуда. Теперь наручники казались ему лишь незначительным препятствием.
Мадам Вассер все еще лежала на земле, не в силах восстановить дыхание, но уже пыталась встать, скребя по гравию скрюченными пальцами. Из ее беспорядочного бормотания внятным было только одно слово:
