Я спрыгнула удачно, а мама упала лицом на рельсы. Вещи же сбросили довольно далеко от нас. Мы оказались на вырубке. Добела раскалённое солнце беспощадно печёт. Кругом – один лес. Мама неподвижно лежит лицом вниз. Под ней растекается лужа крови. Я громко плачу, тереблю маму, трясу, пытаюсь поднять. Она лежит, по-видимому, в глубоком обмороке. Наконец, мама медленно поднимается. Какая же она бледная! Мы находим свои вещи, тихо идём дальше, к очередному начальнику. И так всё ходим. От начальника – к начальнику. Начальники грубы с нами. Маму они называют на «ты», только что не дерутся. Грубо отказывают нам. А у нас у обеих здоровьишко – никуда. То у мамы обморок, то у меня. Полежим по очереди на лавке, да и побредём обратно.
Иногда мы проходили мимо очень высоких деревянных заборов. Наверху – колючая проволока под напряжением. Помню, я всё искала щёлочку. Хотелось посмотреть, не там ли мой бедный «отецы». Но щёлочек нигде не было.
Иной раз мимо нас прогоняли партию заключённых на работу. Лица их были завешены тёмной сеткой накомарников. В руках они несли свои котелки. Сгорбленные фигуры. Безликая тёмная толпа. Позже папа рассказывал нам, что в тайге можно было встретить кучи этих котелков. Это означало, что здесь «ликвидировали» какой-нибудь лагерь (или часть его) выстрелами в спину, как бы – при побеге. Ведь всех не прокормишь..
И вот, наконец, нашёлся единственный добрый к нам начальник. Он сказал маме: «Когда я прочитал дело вашего мужа, я даже плюнул: ведь оно выеденного яйца не стоит!» Боюсь, что потом этот начальник поплатился за доброту к нам…
Нам разрешили 4 часа свидания! Чтобы растянуть эту радость, мама договорилась о двух свиданиях по 2 часа. Но получилось всё не так. Наше свидание длилось всего-то 20 минут. И всё-таки они были, эти 20 минут, их не смогли отнять!
Привели папу. Я не сразу поняла, что это он. Высокий, худой человек с бритой головой в каких-то обмотках на ногах, в грубых башмаках. Он принёс нам подарочки. Он их сам вырезал гвоздём из дерева. Это были две умело вырезанные шкатулки. На моей был изображен пузатый смеющийся человечек. А под ним надпись: «И я тому посмеюся, ха-ха-ха!» Папа нажал на ножку человечка, и шкатулка раскрылась. Я была в восторге.
В эту единственную встречу нам не удалось толком ни о чём поговорить. Ведь мы думали, что впереди ещё есть время. Помню только, что я, сидя на папиных коленях, всё толковала ему, что надеюсь здесь где-нибудь поймать и приручить бурундучка. Я буду стоять и посвистывать, а он сам придёт ко мне в руки. Папа соглашался, что это вполне возможно… Разговор наш резко прервался криком: «Прекратить свидание!»
