со светоносным началом говорит и глубоко укоренившееся в русском языке выражение белый свет, В качестве синонима духовного начала слово белый противопоставлялось материальному: «Рубаха черна, да совесть бела», «Свет бел, да люди черны», однако при этом отмечалось: «На белой Руси не без добрых людей»[243]. Само понятие белого света в народном сознании было неразрывно связано со свободой и правдой, как это следует из приводимых В. И. Далем пословиц: «Белый свет нам на волю дан» и «Без правды жить — с бела света бежать»[244]. Данные сравнительного языкознания показывают не только существование данного термина в эпоху славянской (ст. слав. біьлъ, болт, бял, с.-х. био, словен. bel, польск. bialy) и индоевропейской (лит. balas — «белый», др. исл. bal — «огонь») общности, но и связь данного корня с понятием света в санскрите: bhalam — «блеск», bhati — «светит, сияет». С другой стороны, и родственные славянскому свет индоиранские названия имеют значение белый, ср. др. инд. cvetas — «светлый, белый», авест. spaeta — «светлый, белый»[245]. Таким образом, тесная связь света с белым цветом фиксируется уже в индоевропейскую эпоху. В целом ряде вариантов духовного стиха о «Голубиной книге» приводится миф о схватке Правды и Кривды в виде двух зайцев:
В Голубиной Книге есть написано:
Не два заюшка вместо сходилося,
Сходилася Правда со Кривдою;
Кой гди бел заяц, тут Правда была,
Кой гди сер заяц, тут Кривда была
[246].
Особую ценность представляет то, что и белый царь, и белый заяц упоминаются в одном и том же духовном стихе, и, соответственно, эта цветовая семантика должна быть единой для всего текста. Поскольку Правда в данном памятнике однозначно ассоциируется с белым цветом, то с ней неизбежно должен быть связан и русский белый царь, отмеченный тем же цветовым атрибутом. А это, в свою очередь, возвращает нас к рассмотренному выше представлению о тесной связи дневного светила с Правдой, возникшей еще в индоевропейскую эпоху. Интересно отметить, что в древнерусской литературе именно с белым цветом ассоциируется и изобилие-гобино, носителем которого и являлся священный правитель: «Аще чернъ бываше адамантъ, смрть провозвѣщаетъ, аща червлень, то кровопролитие, аще ли бѣл, то гобзину являше»[247]. Окончательно помогает прояснить природу восприятия белого царя в сознании русского народа нам помогает охотничий заговор, записанный в XIX в.: «Стану я, раб Божий… поклонюсь и помолюсь истинному Христу, Белому Царю, Егорию Храброму, схожу солнышку: Истинный Христос, Белый Царь, Егорей Храбрый, дайте мне зайцев белых, ярых Божих тварей… Как истинный Христос сотворил небо и землю и держит у Себя, тако бы мой промысел зайцев сдерживал, прочь не отпускал. И как наш Белый Царь всю Россию держит, так бы мой промысел зайцев держал, прочь не отпускал»
