внести поправку о распространений избирательного права на женщин. Наша удивительная демонстрация, по-видимому, не произвела на него ни малейшего впечатления.
Мы дошли теперь до поворота, где нам предстояло избрать одну из двух дорог. Мы исчерпали все доводы. Поэтому нам оставалось теперь или совсем отказаться от своей агитации, как это фактически сделали суфражистки восьмидесятых годов, или же начать действовать и не останавливаться на полпути, пока не будут сломлены самонадеянность и упорство правительства или пока само правительство не будет уничтожено. Не будучи к тому принуждено, правительство, мы понимали это, ни за что не даст женщинам права голоса.
Мы видели справедливость слов Джона Брайта, сказанных им в эпоху агитации зa билль о реформе 1867 г. «Парламент, – заявил тогда Джон Брайт, – никогда искренне не желает ни одной реформы. Реформа 1832 г. была насильно проведена тогдашним правительством, а теперь, – сказал он, – для того, чтобы была осуществлена новая реформа, агитаторы должны наполнить народом улицы от Чаринг-Кросса до Вестминстерского Аббатства». Следуя совету Джона Брайта, мы обратились к публике с призывом принять участие в устраиваемой нами грандиозной демонстрации 30 июня перед стенами Палаты Общин. Немедленно за вашим воззванием было выпущено главой полиции обращение к публике, предлагающее ей не собираться в Парламентском сквере и предупреждающее, что проходы к Палате Общин должны оставаться свободными.
Мы настойчиво заявляли, что демонстрация все же состоится, и я послала Асквиту письмо, в котором сообщала, что 30 июня к нему в 4½ ч. дня явится наша депутация. Как обыкновенно, мы собрались в Кэкстон-Холле на сессию женского парламента, вслед за чем мистрисс Петик Лоуренс, одиннадцать других женщин и я отправились в путь. Мы не встретили противодействия со стороны полиции и двигались мимо приветствующих нас толп народа к входу для посторонних в Палату Общин. Здесь мы натолкнулись на значительную группу полицейских в форме во главе с инспектором Скэнтлбери. Инспектор, которого я лично знала, выступил вперед и официальным тоном спросил меня:
– Вы – мистрисс Панкхёрст, а это – ваша депутация?
– Да, – ответила я.
– Мне приказано не пропускать вас в Палату Общин.
– Мистер Асквит получил мое письмо? – спросила я.
Вместо ответа инспектор вынул мое письмо из кармана и протянул его мне.
– И мистер Асквит ничего не ответил, ничего не велел передать мне? – продолжала я спрашивать.
