— Это твое личное невезение, — ответил Зорге, тяжело ворочая языком. — И в то же время счастье, что эта любовь никогда не станет любовью. Ты понимаешь это?
Она кивнула в ответ, хотя ничего не поняла.
— Ты не мой тип женщин, — продолжил Зорге. — Ты порядочная девушка, хотя иногда и промышляешь на панели, чтобы не голодать или когда тебе нужна новая пара обуви. Но это ерунда. Ты будешь меня любить, если я только захочу, как чудо, как восход солнца, как святыню. Но я этого не хочу, так как люблю потаскуху из высших слоев общества. Вот такой я идиот, дурак и болван. Разве не так?
— Я очень тебя люблю, — повторила Кэйко.
Вероятно, это было все, что она могла сказать по-немецки.
Зорге заказал еще виски и стал бросать пустые бутылки в стену. Студенты закричали «ура!». Любовная парочка исчезла, а матрос у стойки бара, казалось, ничего не заметил.
Но вот входная дверь скрипнула, и на пороге показался японец небольшого росточка. У него был такой вид, будто бы он просил у всех извинение за то, что он существует на свете. Осмотрев помещение, он вытащил из-под кимоно скрипку. Приложив ее к подбородку, хотел было достать смычок.
— Не собираешься ли ты, сын мой, что-то изобразить? — тяжело поднявшись, спросил Зорге.
— Немного музыки, — подхалимски ответил японец, — чтобы порадовать присутствующих.
— Парень, — громко рассмеялся Зорге, — твое глупое лицо кажется мне подозрительным. Ты ведь из полиции, судя по роже.
— Я хотел только немного помузицировать, — с недоумением произнес японец.
— Ты собирался здесь выслеживать, — отреагировал Зорге. — Мне знакомы такие типы. От тебя за три версты несет тайной полицией.
Японец попытался улыбнуться, но это ему не удалось. Получив отповедь, он опустил руки, и его скрипка глухо ударилась о стул.
На пособников полиции у Зорге выработалось тонкое чутье. Полицейских ищеек в городе было полно. Они стояли буквально на всех углах, шныряли по увеселительным заведениям, ездили в трамваях и автобусах. Страх Японии перед шпионами принял постепенно уродливые, даже комические формы.
— Послушай-ка ты, кандидат на виселицу, — рявкнул Зорге. — Я Зорге-сан из Берлина — газетчик, король уличных девок и пьяница. Запомни это. А теперь убирайся вместе со своей пиликалкой, иначе получишь по заднице, да так, что зубы вылетят.
Японец тут же исчез.
Зорге вернулся к выпивке.
— Что за жизнь, — произнес он. — Куда ни глянешь, повсюду дерьмо. Что же остается, Кэйко? Ты тоже не знаешь, потому что глупа и слишком порядочна. А ведь порядочные люди составляют соль земли, ту соль, которая идет на приправу преступникам, которые занимают государственные посты. Так что же остается, Кэйко? Две вещи: создать свой мир и жить собственной жизнью!
