Шляхтичи обещали служить ему и положить за него головы.
– Не может быть, чтоб он не был истинный царевич! – толковали они между собой. – Москва – народ грубый и неученый, а этот знает и древности, и риторику. Он должно быть царский сын.
В конце пира дамы, покинувшие застолье заранее, чтобы сменить платья, возвращались в роскошных нарядах, плавной походкой подходили к мужчинам и кланялись им; те подкручивали усы и выступали вслед за ними. Начинались танцы – французские, немецкие, но не гнушались и домашним казачком. Танцевали до упаду и к ночи расходились по своим комнатам в счастливом изнеможении.
Дмитрию нравились польские обычаи, он уже мечтал о том, как введет их в Московском государстве. Здесь, в Самборе родилась любовь Дмитрия к вольной, роскошной, не стесненной условностями жизни, которая позже погубила его.
Однако он не казался вполне счастливым, ибо Марина не спешила ответить на его страсть.
Младшая дочь сандомирского воеводы не была красавицей. С двух ее прижизненных портретов, довольно схожих между собой, на нас холодно глядит невысокая стройная женщина; ястребиный нос, плотно сжатые тонкие губы и острый подбородок придают ее лицу сухое, черствое выражение, но в умных миндалевидных глазах и во всей ее фигуре чувствуются решительность и несгибаемая воля. Трудно сказать, чем она могла так сильно привлечь к себе Дмитрия, он был не из тех мужчин, которые нуждаются в госпоже. Однако факт остается фактом: любовь Дмитрия не была простым увлечением, он вложил в нее свою душу. Очарование светских манер, обаяние молодости и необыкновенный для женщины склад ума, наверное, сыграли здесь свою роль. Но, может быть, главным в этой странной связи было то, что Марина не умела отделять любовь от честолюбия, она ждала от него не томных вздохов, а громких дел. Женщина, умеющая ценить величие, встречается не часто; женщина, толкающая на великие поступки, – и вовсе редкость. Заслужить одобрение и признательность последней – лестно, но снискать ее любовь – значит придать своим деяниям тот смысл, без которого шум славы остается трескучей погремушкой тщеславия. Мужчины, подобные Дмитрию, понимают это.
Остается только гадать, откуда взялось у 18-летней девушки, лишь недавно покинувшей монастырь, это бешеное честолюбие, постепенно заглушившее в ней все другие страсти. Она была еще совершенно неопытна, но для таких натур опыт не является необходимым балластом воли. Вряд ли она серьезно задумывалась над тем, кто предлагает ей свою любовь – царевич или самозванец. Ее окружение принимало его за царевича – этого ей было достаточно.
