Магрит ошеломлённо смотрит на Фоэрта, потом на меня.
— Какой стыд, позоришь своего отца, — выплёвывает слова.
— Что это за отец, который оставил единственную дочь без средств к существованию и дома, — одёргивает его Фоэрт. — Поторопитесь и не отнимайте моего времени, госпожа, — почти рычит Кан.
Магрит хмыкает.
— Раймонд, — поворачивается к своему сынку. — Позови Гастора, пусть он ей сам скажет, что думает о ней. Возможно, так будет убедительнее.
Раймонд шмыгнул в дверь, сбив с ног притихшую служанку. Бедолага ударилась о косяк двери, услышав ответ грубое ругательство этого хлыща.
— Раз вы уже здесь, господин законник, — Магрит идёт к комоду, открывает, верхний ящик и вынимает лист бумаги, возвращается и протягивает Фоэрту Кану. — Вот, я требую, чтобы эта… возместила денежные средства моему сыну за причинённые увечья.
Фоэрт бросает на меня взгляд, от которого у меня начинают потеть ладони. Берёт документ и начинает его изучать. Я, переминаясь с ноги на ногу, пытаюсь понять по его лицу хоть что-то, но не выходит. У него совершенно отстраненный, непроницаемый и холодный взгляд.
Заканчивает читать и поднимает свои темные глаза на мачеху.
— Ушиб на колене вашего сына?
— Именно, — уверенно вздёргивает подбородок.
— Его ударила леди?
Магрит кривится.
— Какая разница?!
— Кери ещё ребёнок! — не выдерживаю я, теряя самообладание.
Казалось Фоэрт на миг окаменел, а потом сжал пальцы, скомкав бумагу в кулаке.
— Что вы делаете?! Да как вы смеете! Я буду жаловаться на вас!
Заявление падает на пол.
— Ваша претензия не может быть исполнена в отношении ребёнка, — холодно отвечает законник. — А вот вам придётся выплатить госпоже компенсацию за клевету, а заодно зайдите в управление и пожалуйтесь на меня.
Магрит раскрывала и закрывала рот, как выброшенная из воды рыба.
На последние его слова так и не нашлась что ответить.
Наши взгляды с Фоэртом многозначительно встретились.
У меня внутри всё плещется от ликования, понимаю, что смотрю на господина мага с восхищением и тут же себя останавливаю. Он просто исполняет свою работу. Только… Но работу, которую мог бы не выполнять.
— Что тут происходит?! — раздаётся тяжёлый громкий бас.
Я стискиваю пальцы в кулаки и призываю всю свою стойкость.
По мере того, как мой отец спускается с лестницы, сердце болезненно сжимается. Как же он изменился за эти пять лет: густая шевелюра поседела, тело ссутулилось, только глаза были все те же — холодные и проницательные. Он смерил меня взглядом с головы до ног, затем, прищурившись, спросил:
