— Нет, я не хочу…
— Ты хочешь! — она надвигалась на меня, красивая, волнующая, и я правда хотел ее, но понимал — для девушки-занга это просто игра, модель поведения, некогда вбитая в голову на родной планете: выбирай сильнейших самцов и стравливай их между собой, и тот, который победит, будет достоин тебя. — Я вижу, ага… В этот раз нам никто и ничто не поме…
— А кто второй? — спросил я, понимая, что еще мгновение, и я просто не выдержу.
— Какой второй? — Юнесса заморгала с показной невинностью. — Ты для меня один! Один!
Но что-то — то ли интонация, то ли выражение лица — показало мне, что она врет. Нашла уже себе поклонника, и наверняка соблазнила, довела до белого каления, сделала своим рабом!
Нет, я не поддамся.
— Нет, — сказал я. — Дело такое… Нам с тобой было классно, но все, хватит. Достаточно.
Глаза ее сузились, и если бы Юнесса могла испепелять взглядом, то я бы превратился в кучку пепла. Она попыталась взять меня за руку, но я уклонился, и сделал еще шаг назад — дальше угол палатки, отступать некуда, но должна же она понять, что все, ничего между нами не будет!
— Тыыы… просто труссс! — прошипела девушка, и щеку мою обожгла пощечина. — Пальцем деланный! Отвали!
Она развернулась и выбежала из палатки, но так, чтобы я увидел ее упругий зад.
— Я не трус, но я боюсь, — вспомнил я фразу из какого-то мультика. — А теперь спать.
Лежащий на твердой земле спальный мешок показался мне мягче пуховой перины. Закрыв глаза, я поплыл в черноту, и тут слух мой вновь оцарапал шорох откинутого полога. Неужели вернулась?
Поднять веки оказалось сложнее, чем штангу в двести кило, но я справился.
— Ты… — начал я, обнаружив в полутьме палатки женщину, но мгновенно осекся: визитом меня почтила не Юнесса.
На меня смотрела, закусив губу, тонкая, изящная Пира, фиолетовые глазищи ее мерцали. Она ничуть не напоминала Юнессу, если та вся состояла из соблазнительных выпуклостей, то девушка-жевельде изяществом могла поспорить с балериной, а талию ее я бы охватил кистями.
— Э… что? — хрипло выдавил я: наверняка пришла как к десятнику, и значит что-то случилось.
Но снаружи доносились возгласы, смех Макса, там вовсю шла игра, то есть царил полный порядок.
— Я к тебе, Егорчик, — Пира опустилась на колени. — Я так мечтала, чтобы ты вернулся. Я… я… — она вся затрепетала, ноздри тонкого носа раздулись, по щеке покатилась слеза. — Невозможно больше терпеть.
Сон в испуге удрал от меня, и я бы последовал за ним, если бы знал как.
